На стене гостиничного номера красуется внушительное панно. Здесь много фотографий — самые разные люди, вполоборота, спиной, на ходу, в машинах, в кафе, на детских площадках. Карты районов города, пестреющие пометками: здесь собираются метамфетаминовые торчки, здесь тусуются геи, возле парка точки у девочек миссис Хардвик, чуть севернее сидит скупщик краденого, а на юго-востоке можно купить оружие и поддельные документы. Рядом с картами — записки на разноцветных стикерах, в основном с указанием времени и инициалов; цветные отметки в календаре — всё это криптография, понятная лишь автору. Всё это — персональный ритуал Бёрка. Он уже и не помнит, с каких пор организация эдакого «домашнего алтаря» сделалась неотъемлемой частью его охоты. Но по большей мере это всё-таки необходимость — трудно держать в голове огромные объёмы информации, приходится лепить на стену подсказки, отмерять вехи бесконечно долгого пути.
Уже больше месяца Бёрк исследует переплетения ходов, проточенных червями в самой сердцевине Большого Яблока. Покидая номер рано утром, он возвращается только к следующему утру — город поглощает его, растворяет в себе. Город делает его частью своей кровеносной системы, запуская по подземке, подбрасывая на такси и прогоняя в толчее городских улиц.
Бёрк наблюдает. От него не укрывается ничего — он видит оттопыренные полы пиджаков, за которыми прячется оружие; замечает изукрашенные точками локтевые сгибы, прячущиеся за длинными рукавами; видит, как одна тень замахивается на другую за занавесками ярко освещённого окна.
Ему нравится думать, что в такие моменты они ощущают его присутствие. Это он — неясный блик на оконном стекле. Он — пугающее переплетение веток на фоне ночного неба. Он — мерцающий в пустоте огонёк сигареты. Вы просыпаетесь среди ночи, ощущая на себе чей-то пристальный взгляд? Вы вдруг ощущаете тревогу посреди людной улицы и начинаете беспокойно оглядываться? Вам кажется, что вещи лежат не на своих местах, а оконная занавеска подозрительно колышется?
Это Бёрк. И пока он только смотрит.
Пока.
В Детройте он провёл немногим менее года; в Нью-Йорке же рискует осесть на пару лет. В больших городах он задерживается дольше — сбор информации здесь более сложная задача, перспективы более внушительные, и ассимилироваться сложнее. Приходится тратить время на обзаведение новыми знакомствами и связями, устраиваться на подработку, менять документы... В своё время Бёрк изучил все биографии известных серийных убийц, которые только можно было нарыть в сети; лишь один экспонат из этой галереи монстров вызвал у него искреннее любопытство — отчасти потому, что Бёрку тоже нравится джаз. Остальные были пойманы, и потому, на его взгляд, совершенно неинтересны. Бёрк не оставляет следов и думает, что все его именитые коллеги в глубине души просто хотели, чтобы их поймали, — если не из уныния, то из гордыни. Сам он не стремится к славе, его не терзают ни душевная болезнь, ни запретная страсть, ни патологическая жестокость. Он просто исполняет своё предназначение, делая мир лучше. Он не связан ни законами, ни моралью, а потому может больше, чем любой полицейский в этом огромном прогнившем городе.
Впрочем, было бы несправедливо утверждать, что процесс ему не нравится.
Бёрк не признаёт огнестрельное оружие, яды и вообще какие-либо дистанционные способы убийства. Ему нужен непосредственный контакт с телом, ощущение останавливающегося пульса, замирающего дыхания, вес безвольно падающего тела. Это его небольшая слабость, которую он может себе позволить, это почти интимный процесс — видеть и чувствовать их так, как никогда не увидит и не почувствует никто другой.
Ему нравится думать, что он контролирует эту маленькую слабость.
На самом деле нет.
Сегодня его долгое ожидание наконец-то будет вознаграждено. Один из местных пацанов-оборванцев, давным-давно купленный Бёрком с потрохами, принёс интересные известия — мол, подружка Маргарет, его сестры, слышала от Игнасио, латиноса из закусочной на углу, у которого затариваются девочки миссис Хардвик, что одна из них рассказала ему, будто её подружка, с которой они вместе стоят на точке, недавно обслуживала русского. Их прервал в середине процесса телефонный звонок, и русский что-то долго орал в трубку на своём языке, а была вовсе не так обдолбана, как он считал, и к тому же она сама из Украины, и потому прекрасно всё поняла. А говорил он про большую партию наркоты, которую кто-то кому-то должен передать на складе, и даже назвал точный адрес.
Почти сутки ушли у Бёрка на то, чтобы проверить всю эту сумасшедшую цепочку. Сведения не подтвердились, не и не опроверглись, так что сегодня ему предстояло провести ночь на полузаброшенных складах, облюбованных мафиози-иммигрантами. Сомнительное развлечение, учитывая, что на такие сходки обычно приезжают кланами. Но даже если бы у него не получилось сегодня убрать кого-то из них, всё равно ценные сведения были бы обеспечены — лица, имена, маршруты.
Он заявляется на склады где-то к девяти часам, когда уже начинает темнеть. Проскальзывает в открытый ангар и бродит между машин и коробок. Амуниция проста: кожаные перчатки, чёрная толстовка с капюшоном, закрывающим приметный выбритый затылок, чёрные джинсы, удобные и нескользящие армейские ботинки, несколько ножей-балисонгов — один на специальной перевязи в рукаве, другой в голенище ботинка, и третий... должен висеть на поясе, но сейчас мелькает между пальцев маленькой молнией. Эти движения доведены до автоматизма; на первый взгляд эффектные приёмы оказываются обычной ловкостью пальцев, простыми трюками уличной шпаны. Гораздо эффектнее, когда такая «бабочка», вдруг сорвавшись с пальцев, вонзается в цель, стоящую на расстоянии почти десятка метров...
Впрочем, переть с «бабочками» против огнестрела Бёрк сегодня не собирается. Здесь оказалось действительно чуть больше народу, чем он ожидал — в ангар заходят пятеро, и наверняка возле входа поставлена охрана. Как минимум двое, а то и больше.
Бёрк прячется в ряду легковушек и внимательно разглядывает лица, слушает голоса. Это явно не дружеский обмен приветствиями: стороны напряжены и сверлят друг друга взглядом с такой интенсивностью, что вот-вот дым повалит.
Мысль, которая приходит ему в голову, совершенно безумна и самоубийственна. Раз уж обе группировки на нервах, каждая из них заподозрит другую, если что-то пойдёт не так. Если хотя бы трое из них грохнут друг друга в процессе, будет значительно проще управиться с оставшимися.
Бёрк неслышной тенью пробирается вдоль рядов с коробками. Миг, и зыбкая пирамида из ящиков обрушивается на капот стоящей внизу машины. Начинает истошно орать сигнализация.
Шаг, ещё шаг. Здесь никого нет, просто тёмная тень мелькает между рядами.

Нервы у барыг оказываются значительно крепче, чем предполагал Бёрк. Все, разумеется, сразу же хватаются за пушки, щерятся друг на друга злобно, орут. Но ни один из них не жмёт на курок. А жаль.
Бёрк медленно продвигается вдоль стены, периодически высматривая происходящее в промежутках между рядами. Диспозиция меняется, и отнюдь не в его пользу — двое с оружием наперевес отправляются исследовать источник предполагаемой опасности. Один проходит ко второму ряду коробок, находящемуся у противоположной от Бёрка стены, а второй движется прямо к его укрытию.
Обрушив коробки, Бёрк сам себя лишил одного из весьма надёжных укреплений — теперь вместо высокой стены ящики представляют собой беспорядочную кучу, в которой весьма проблематично пройти, не переломав себе ноги, не то что спрятаться. Путь к отступлению у него один — к концу ангара, туда, где ряды теснятся плотнее, закрывая второй выход, а по углам собраны кучи какого-то строительного мусора.
Пригнувшись, Бёрк покидает укрытие, перемещаясь ближе к тому мордовороту, что направился в противоположную от обвала сторону. Тот не выглядит особо ловким и грациозным, но даже если к нему и можно подобраться бесшумно, прячась за рядами, то возможности убрать его тихо всё равно пока нет — если повторить фокус с коробками и обрушить на него ряд, это неизменно привлечёт внимание второго — а Бёрк тогда на несколько секунд окажется на линии огня. И он почему-то уверен, что этих нескольких секунд хватит, чтобы проделать в нём пару десятков не предусмотренных природой отверстий.
Приходится одновременно держать в поле зрения обоих обходящих ангар охранников, стараться держаться от них подальше и заодно продумывать возможные пути отхода. Несмотря на достаточно прохладную температуру в помещении, по вискам медленно ползут капли пота — потоки данных в голове обрабатываются с колоссальной скоростью, кажется, ещё чуть-чуть, и из ушей дым повалит.
Вся эта ситуация не вызывает у Бёрка ни гнева, ни досады. Он прекрасно осознаёт, что загнал себя в эту задницу самостоятельно, и единственная причина слабого раздражения, шевелящегося где-то на краешке его сознания, — это разговор об «особом товаре». Он уже сталкивался с таким, и не раз — чёртовы барыги нанимают беспринципных студентов химфака, чтобы те синтезировали им новые и новые разбавители для дури. Их не интересует чистота и безопасность конечного продукта, их интересует только одно — чтобы вставлял он сильнее, чтоб торчки быстрее подсаживались, и чтобы производство стоило как можно меньше. Потом всё пойдёт по накатанной схеме: сперва пройдёт слух, что на улицах появилась новая забойная дурь, какой-нибудь «бруклинский чёрный», и добрые ребята кому-то даже дадут её пробовать бесплатно. Потом халява закончится, и цена на это дерьмо резко возрастёт. Потом сотня-другая наркоманов подохнет от какой-нибудь дряни типа печёночной недостаточности, пяток школьников отбросит копыта от передоза, поднимется скандал в прессе, и ядовитое дерьмо исчезнет с улиц так же тихо и незаметно, как появилось. Оставив за собой длинную дорожку из трупов.
Не то чтобы Бёрк особенно сочувствовал наркоманам — скорее, он знал, на что они способны в поисках очередной дозы. Но истреблять их поголовно означало бы бороться с симптомами вместо того, чтобы искать причину болезни. И потому Бёрк по мере возможности старался вырезать поражённые органы.
Сегодня ему выпало крайне обширное поле деятельности.
Оценив ситуацию, Бёрк как можно тише рванулся с места — так, чтобы оказаться в самом конце ангара прежде двоих охранников, прямо перед ними, если они будут двигаться от входа, и прямо за их спинами, если повернут обратно. Здесь удачное место для игры в прятки — напротив одного из самых широких проходов стоит запылённый «Форд», а между его задним бампером и стеной достаточно места, чтобы спрятаться. Правда, отступных путей при таким раскладе не останется.
Бёрк и сам толком не знает, за каким чёртом пытается открыть переднюю дверцу, но когда машина оказывается открытой, на него отчётливо сваливается осознание, что кто-то наверху поставил на него пару баксов в этой сумасшедшей гонке. Бёрк ныряет в салон и прижимается к полу — так, чтобы мельтешение за стёклами автомобиля не было заметно.
Загадка открытой дверцы выясняется, впрочем, очень быстро — у Бёрка перед носом торчит пучок разноцветных проводов, тянущихся из-под руля к замку системы зажигания. Шансов мало: у машины мог давным-давно сесть аккумулятор, в баке запросто может не оказаться топлива, да и вообще развалюха не производит впечатление находящейся на ходу. Но попытаться всё же стоит.
На заднем сиденье обнаруживается штука для очистки окон с раздвижной ручкой. Зафиксировав её на нужную длину, Бёрк откладывает её в сторону и принимается за провода. Неведомый угонщик сделал часть работы за него — чёрный провод отведён в сторону и залеплен жвачкой, стало быть, это заземление. Красный — питание, с этим тоже всё ясно. А провод стартера приходится уже искать наугад.
Времени чертовски мало, и если машина заведётся, его не останется вовсе. Бёрк не нервничает, хотя сердце и ухает в рёбрах гулко и часто от переизбытка адреналина, а холодный пот, заливающий глаза, мешает сосредоточиться. Он спокоен — и не сразу понимает, что произошло, когда стартер вдруг начинает рокотать. Раздаются крики, топот, вроде даже выстрелы — но Бёрк не слышит — наполовину высунувшись из машины, он прижимает педаль газа к полу той самой штуковиной с раздвижной ручкой, уперев её в рулевую колонку, и тут же вываливается из рванувшего вперёд автомобиля.
Резко рванувшись в сторону, он нос к носу натыкается на русского — того самого здорового мордоворота. Тот явно привык не думать, а стрелять; так он, собственно, и поступает — Бёрка спасает только неповоротливость этого детины. Рухнув на пол после первого же выстрела, Бёрк со всей дури пинает его в голень, а тот заваливается прямо на подставленный нож, и нескольких секунд хватает, чтобы констатировать его быструю смерть от переизбытка железа в организме.
«Минус один.»
Кажется, будто удача сегодня на его стороне; но уже через несколько секунд неисчерпаемые, казалось бы, запасы везения заканчиваются.

Отредактировано Jason Burke (05.01.2016 22:57:14)