Осень в Нью-Йорке
Victor McAlister, Derrick Brant
12 октября 2014 года, день; 114-й участок, Куинс.
Из туманного сентябрьского Лондона прямиком в Адскую кухню. К родственникам, которые зависают на работе допоздна.
Hell's Kitchen |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Hell's Kitchen » Woodlawn Cemetery » (12.10.2014) Осень в Нью-Йорке
Осень в Нью-Йорке
Victor McAlister, Derrick Brant
12 октября 2014 года, день; 114-й участок, Куинс.
Из туманного сентябрьского Лондона прямиком в Адскую кухню. К родственникам, которые зависают на работе допоздна.
Сентябрь 2014. Лондон.
AC⁄DC. Шотландец подергивает головой в ритме мигающей лампочки и орущего в туалете паба — "Highway to hell", синхронно отбивая по раковине большим пальцем правой. Похмелье под AC⁄DC, для всего остального есть mastercard.
Еще один рвотный позыв. Руки вцепились в эмалированную поверхность раковины, опухшее со вчерашнего лицо, как в фильмах ужасов периодически проявляется отражением в зеркале. Из крана с отвратным скрежетом, как будто что-то живое, вырывается на свободу ржавая вода, МакАлистер набирает ее в ладонь и обрушивает на лоб, одновременно пытаясь вправить лобную долю обратно в череп, забирает мокрые волосы пятерней назад, ледяная струя бежит за шиворот несвежей рубашки. Очень несвежей рубашки. Виктор медленно оживает, активнее двигая патлатой бошкой под соляк. Левая рука опускается во внутренний карман куртки, выгребая набор для пикника — 3 грамма спидов в рваной фольге от жвачки, героин в пакете, в каких продают какую-то лабуду вроде пуговицы, зажигалку, пачку «удачного удара». МакАлистер с нежностью оглядывает завтрак.
Глухие удары в дверь сдирают с лица улыбку, практически, с кожей.
— Промудоблядская задрочина, — без выражения, пресно комментирует ситуацию шотландец, — Еще. Только. Раз. Тварь. — в этом угрозы намного больше. Еще. Один. Удар. Дверь вздрагивает, наступает тишина. Выдох со свистом освобождает легкие от ненависти и дыма, пальцы жестко фиксируют сигарету, до разрыва, сжав челюсти до скрипа, Виктор медленно открывает дверь туалета, останавливая взгляд на стучащем. Старик делает неуверенный шаг вперед, потом назад, снова вперед, что у нас? Танцы с разлагающимися? Все-таки выбрасывает перед собой зажатый в кулаке мобильный, ровно перед лицом шотландца. Виктор не отодвигается. Виктор не моргает, смотря ему в глаза. Старик сдвигает руку в сторону. Телефон замолкает. Взгляд красных, от полопавшихся сосудов, глаз медленно движется за рукой, фиксируя номер на экране.
Сообщение. МакАлистер забирает телефон и возвращает взгляд на хозяина паба, нос ботинка которого подпирает дверь изнутри, несколько секунд они стоят в тишине, брови шотландца поднимаются в удивлении — Зайдешь? — Старик вздрагивает и убирает ногу, дверь закрывается сама, прямо перед носом Вика. Он еще раз выдыхает, уже спокойнее. Кладет телефон на раковину, включая голосовую почту на громкую связь, набирает воды в ладони, выпивает. Тошнота накатывает, а блевать Вик не любит. Зато — любит героин. С героином у них полное взаимопонимание. Свежая сигарета ложится между большим и указательным пальцами, поступательные движения освобождают ее от миллиметра прессованного табака. Держа в той же руке зажигалку и пакет с первым блюдом, Вик аккуратно рвет его над телефоном, все еще называющим номер, кончик сигареты отправляется в пакет, наполняясь белой пылью, ок, достаточно. Утро начинается не с кофе. Сигарета снова оказывается между двух пальцев, теперь фильтром вниз, те же движения распределяют пыль между табачными ошметками, уводя ее от края. Прямой поджег героина — прямой ожег легких, это он уже проходил. Разогреть, впитать в листья и вдохнуть.
Действие мгновенное. Никакого похмелья. Мир снова засияет красками. Получится даже что-то сожрать. МакАлистер завязывает конец сигареты на манер косяка и поджигает бумажный хвост, не вдыхая первую порцию дыма, сдувает им огонь, оставляя сигарету тлеть. Мысли разглаживаются еще до полного контакта. Мышцы расслабляются. Височная боль медленно отпускает. Концентрируясь на телефоне, но не дослушав, Вик закидывает в карман запчасти, рваный пакет отправляется в пачку сигарет.
Уже у барной стойки шотландец глухо орет бармену включить центральный, тот ошалело на него смотрит, но не тянет, МакАлистер тут гость частый. Если смотреть новости без звука, они воспринимаются совсем иначе. Бегущая строка занимает все внимание, мозг пытается высвободиться от застывшего кадра.
Сигарета замирает в воздухе, не дотянувшись до ободранных, пересохших уже повторно губ. В затылке что-то шевелится, выставляя волосы на загривке дыбом, сползая по позвоночнику тонкой струйкой пота. Руку с сигаретой сводит и он тушит ее в стакане виски. Туда же кидает сотку, под озлобленным взглядом официанта и почти сносит стеклянную дверь. В машине, разминает скорость, принимает добрую часть за раз, резкий удар в лоб, жжение в носу, горечь в гортани. Мир перестает плавать, фиксируется. Вена на шее вздувается, избивая горло внутри пульсом за две сотни, он полностью приходит в себя, двое суток опьянения теряются в задворках сознания, их придавливает волной адреналина. Время превращается в перемотку.
Сивик срезает улицы, родной навигатор японки истово что-то орет, в лучшем случае — «КУДАБЛЯДЬ», МакАлистер занят урывчатым разговором по телефону, от всего остального есть только клочки воспоминаний, картинки, фотографии, еще немного и в изображении появятся полоски, как при перемотке на магнитофоне.
Людей он собирает быстро. Почти всех, пятерых собирают сейчас в морге профессионалы. Охота начинается, по хорошему, у них часов 12. На первое идут карательные операции, потому что в оружейном бизнесе бегать от конкурентов не принято — могут не верно тебя понять. Вываливаясь на улицу из контейнера, некогда принадлежащего арабам спустя пол дня и смотря на часы, МакАлистер теряет пространственно-временные связи и несколько болевых окончаний в кисти. Рубашка воняет чужой кровью и по ощущениям гниет прямо на нем. В какой то момент он начинает блевать, то ли от усталости, то ли от запаха собственной одежды, то ли от банальной ломки. За несколько часов он переходит все те немногие границы, которые раньше контролировали его дерганную и, местами, не симпатичную личность. Дальше, в полубреду, он переводит организационные вопросы на зама и пока работает Наци переодевается в первые попавшиеся шмотки, свои сжигает в металлической бочке, туда же отправляется разряженный USP, который больше не имеет значения. То ли наступает утро, то ли ему просто так кажется. На предложение залезть в багажник МакАлистер красноречиво матерится, но залезает. Чего сиськи мять, чай не малые дети. Все кто остались понимают - что ждет их дальше и какие есть расклады. Черт его знает, где они находят такого водителя, но звук ударов собственной головы о крышку багажника на поворотах Виктор запоминает хорошо и когда машина наконец то останавливается — старательно помогает водиле ощутить то же, заталкивая его в багажник на пол часа. Дальше кровавая пелена спадает, он тормозит, вытаскивает парня на свет божий, молча садится на заднее сидение, приоткрывает окно. Вместе с затхлым воздухом машину покидают все эмоции. Остается только равнодушное, тошнотворное спокойствие, с которым он и покидает страну.
Октябрь 2014. Нью-Йорк.
Макалистер выдавливает из себя улыбку, как подросток прыщ — со всем, мать его, старанием. Стажер Фоллс наливает уже третью чашку кофе и он продумывает способ как бы объяснить этой девочке, от которой пахнет карамельками, что она вконец ебанулась. Тут дело даже не в ударной дозе кофеина, МакАлистер готов держать пари, что из-за отсутствия возможности накормить и обогреть брата САМОГО Бранта, когда он не сможет пить — она либо покончит с собой, либо просто заставит его сожрать оставшиеся кофейные зерна. Чем живой женщине детородного возраста может понравиться перекрытый ирландский ублюдок МакАлистер не понимает, но чувствует себя обязанным выяснить.
Встреча затянулась уже на 3 часа и Виктор, будучи наглым от природы и от нее же матушки ебанутым, решил, что пора сдвинуть дело с мертвой точки и вот уже с четверть часа сидит в участке 114. Чувствует он себя немного странно, но это ощущение еще сильнее забавляет.
Вдали мелькнула бритая голова, аки ясно солнышко бликующая на все отражающие поверхности коридора. Шотландец пробормотал что-то успокаивающее девчонке (боже, Брант, ей хоть 18 есть?) и помахал лысому рукой, дождался пока его заметят и в очередной раз осклабился во все зубы.
Когда тебе за тридцать, из под ногтей не до конца отмыта чужая кровь и ты находишься в другой стране — надо обращаться в полицию. Он прочитал это в брошюре, которой и махал. Возможно, там не было про кровь, но даже составители американских брошюр имеют право на ошибку.
Отредактировано Victor McAlister (11.02.2016 03:34:24)
День, мать его, не задался с самого утра. И чем ближе он подходил к своему экватору, тем паскуднее становился. Нужно было написать несколько отчетов о проделанной работе, что он просто терпеть не мог. И несколько объяснительных. Брант не мог понять зачем, ведь и так же ясно, что тот фотоаппарат с фотографиями последнего убийства сам случайно упал со стола. Дважды.
- Это какой-то гребанный литературный кружок, а не полицейский участок!
Бранта бесили все и вся. В конце концов, он даже начал беситься от себя самого, потом однако вспомнил, что нужно прибегнуть к волшебству. Волшебство, крепостью в 50% градусов, как всегда помогло, погрузив Рика в состоянии медитативного спокойствия и желания действовать.
Еще никогда Брант так самозабвенно не писал отчеты о проделанной работе. Он творил, вдохновение вело его, а муза-стажер вовремя подливала кофе.
- Фоллс, меня так инсульт хватит. Я буду лежать и гадить под себя. Оставь мою чашку в покое уже.
А ведь сегодня еще должен был приехать его кузен из Лондона. Последний раз, когда они виделись, Селтик снова вздернул каких-то английских педиков. Махач опосля был как всегда на высоте. Это были время получать и давать по морде.
Брант мечтательно откинулся на стуле, вспоминая лихие десятые. И снова погрузился в глубины написания объяснительных и приведения сомнительных доводов в пользу своей непричастности к пропаже пожарного топора с третьего этажа. Он потер свою лысину и решил направить начальство по ложному следу, приписав в конце записки: «P.S. Если Вам интересно мое мнение, то топор спиздил Робертс.»
Время бежало так быстро, что он напрочь забыл о приезде Виктора. Вспомнил о кузене он только, увидев знакомое помятое лицо, обрамленное короной грязных спутанных волос.
В следующий момент лицо Рика расползлось в довольной приветственной улыбке, которая больше походила на оскал, а глаза стали такими узкими, что им бы позавидовал любой коренной китаёза Чайна-тауна.
- Итить, какие люди! - Брант подошел к Макалистеру и заграбастал его в медвежие объятия, малёха придушив от полноты чувств. - Ну, что? Я смотрю, не подох еще!
На вдохе лысая горилла сдавила его и желудок сделал отчаянный спазм.
На выдохе МакАлистер сипло выдавил
- Пора качаться.., - и похлопал мента по спине.
Ты можешь быть сколь угодно конченным психопатом, забивать кого-то руками до смерти, перерезать горло, ломать гаечным ключом позвоночник, дробить битой коленные чашечки, но чего все это стоит, если твой брат Деррик Брант. Знаете, как говорят - в семье не без урода? Так вот, в этой большой семье уродами было поразительное большинство. Деление шло только на уровни ебанутости и дегенеративности, те, кто знал слово дегенеративность - считались только ебанутыми, что было уже эволюционным скачком. Но про эволюционные скачки лучше было не заикаться - могли назвать пидором и отпиздить ржавой балкой. Бранта, за то, что он коп, у МакАлистеров не любили. Зато любили за генетическую неполноценность, так что он все равно считался "своим".
Конечно, у Виктора хватило бы денег и даже его скудных Нью-Йоркских связей на то, чтобы обустроиться, хотя бы на время. То, что на него не вышла полиция было понятно еще в Лондоне. С антитеррористическими организациями и МИ-5 было не ясно, но если там о нем знали - прячется он или нет - особого значения бы не имело, Виктор наблюдал все эти истории с Фелланом, Донелли, МакДуглом. Дойдя до определенного уровня любая ключевая фигура революции входила в контакт с правительством Великобритании - живым - или мертвым. Никто не объявлялся в розыск, неугодные умирали почти-естественной смертью. То, что над МакАлистером еще не опустился прозрачный купол 2 на 2 говорило не о том, что его команда заметала следы с небывалым профессионализмом. Просто, Виктор еще не дорос до того, чтобы волновать ребят с Тэмз-хауз. Так что да, Брант не был его спасением, даже прикрытием не был. Что не отменяло некоторых планов по использованию его служебного положения. Но поводом был банально приезд в город. Для человека адекватного это могло бы звучать дико, но мы то с вами люди не адекватные. Шотландцев и евреев кроме любви к деньгам всегда объединяла генетическая привязанность. И да, за слово "генетическая", МакАлистера бы дома тоже отпиздили.
Шотландец ощутил вкус "вернувшегося" кофе во рту. Это все, наверное, потому что ты суток трое не ел, гандон - заметил его рассудок. Похлопав ирлашку по бритой макушке, Виктор скользнул еще раз взглядом по доске с ориентировками и сдернул со стула снятый пиджак.
- Мне бы твою уверенность, Златовласка. Ты, конечно, ирландец, так что ждать от тебя нечего, - МакАлистер сунул в зубы сигарету, крутанул в пальцах дешевую зажигалку и посмотрел на старшего, ухмыляясь, - но ты, брат, охуел. - Накинул пиджак, поджег сигарету, всем видом показывая, что тянуть дальше бульдога за яйца не стоит, - я только с самолета, либо ключи, либо едем.
Как ни крути, ментовская тусовка нежных чувств у него не вызывала. Ни двое дебилов слева, которых вот уже 10 минут инструктировали как им влиться в банду - на глазах у такого то количества левого народа... уф, он даже испытывал за них некоторое чувство стыда. Ни жирный капитан, в натянутой форме и с непропорционально маленькой головой, что вообще вызывало недоумение. Ни странный мужик в рубашке для хоккея на конях с криво пришитой эмблемой крокодила.
Нет, шотландец хотел курить, пить, жрать и спать. Иногда, когда взгляд проплывал по Фоллс еще он хотел трахаться. Но дальше картина менялась либо на жирного капитана, либо на Бранта и МакАлистер снова хотел курить и пить.
Отредактировано Victor McAlister (11.02.2016 03:47:20)
- Конечно, едем. Я на сегодня уже заебался работать, - сказал Брант таким тоном, будто разгружал все восемь часов длинномер с щебнем и тяжело вздохнул. Он оглядел участок, и на лице Деррика отразился мыслительный процесс. Правда, скорее это походило на то, что у него запор. Неожиданно взгляд его остановился на фигурке офицера Фоллс. Если и бывают в жизни вещи вечные, то среди них особое место, конечно, занимает выражение ее лица: эти восторженные оленьи глаза, плотно сжатые губы, как будто Эвелин забыла или никогда не умела дышать.
- Так, Фоллс, бля... мне сейчас надо будет отъехать по важным делам. Если меня будут искать, скажешь, что я ненадолго вышел, и позвонишь мне. Усекла? И еще это... у меня опять все ручки куда-то задевались. Расследуй.
Как обычно по-быдлятски не дождавшись ответа, Брант быстренько утек из шумного опен спейса и утащил за собой брательника. Потому что даже ирландцы умеют уходить по-английски, особенно если это касается того, чтобы незаметно сдриснуть с работы.
- Ну... рассказывай, братюнь.
В этот момент они подошли к машине Бранта. Деррик деловито и ловко нырнул в дермантиновые глубины и убрал здоровенный пожарный топор с пассажирского сидения.
- Что смотришь? Садись давай, гандон патлатый. В наше время хороший топор не так просто найти. И потом, кто знает, когда он внезапно может пригодиться.
Тачка завелась раза с третьего. Наверное, Макаллистеру должно было казаться, что он находится внутри самоходной установки времен Первой Мировой Войны, но нет, это была самоходная установка времен Балканского Конфликта. Впрочем никто же не подозревал ни Макалистера, ни Бранта в особых исторических познаниях. А если бы подозревали, то отпиздили бы обоих ржавой балкой.
Вы здесь » Hell's Kitchen » Woodlawn Cemetery » (12.10.2014) Осень в Нью-Йорке