Нику все это не нравится. Ни новая работа, ни старые проблемы, ни пропавший в никуда босс и смотавшийся в не меньшее никуда шеф. Кажется, только Эрни его на плаву и держит. Ну, и увеличенная доза антидепрессантов, которая не дает Нику скатиться в дебри обсессий и компульсий. С рабочими документами он и без этого вынужден возиться сверхурочно. Перед понедельником надо перекопать материалы дела в поисках зацепок, чтобы хоть как-то отложить близящийся суд. Мисс Гольден очень на него рассчитывает…
Ник выставляет на телефоне тихий режим и вооружается разноцветными маркерами. И работает. За временем он не следит: процесс, несмотря на то, что рутинный, поглощает с головой. В поиске деталей всегда нужна беспрецедентная внимательность, и Ник надеется, что его ничто не отвлечет.
Он как раз расцвечитает ксерокопии, когда внезапный звонок заставляет его провести жирную красную линию куда-то по полям бумаг и за поля, оставляя метку на столе.
Звонит Эрни.
Ник тупо смотрит в телефон. С одной стороны, он не хочет отрываться от работы. С другой — звонит Эрни. Ник, если подумать, соскучился, да и работает он довольно давно, можно и отвлечься. Чайник, например, поставить. Поговорить.
— Привет. — Ник, включив громкую связь, отходит до ящика с тряпками, чтобы перехватить оттуда одну, намочить ее и стереть чертов маркер со стола. — Конечно, могу, не воп…
Он замирает над столом с тряпкой в руке и молчит. Услышанное в голове не сразу укладывается.
— Так. Нет. Погоди, — медленно говорит он. — Я тебе помогу, без проблем, но давай-ка по порядку. Что случилось? Зачем ты переезжаешь? Куда?
Все это как-то внезапно. И почти… обидно. Они ведь встречаются уже три месяца, это, конечно, не то чтобы много, но если Эрни строил какие-то планы на переезд куда-то, то почему он говорит об этом впритык? Или это он себе решил, что впритык, потому что раздражен и оказался выдран из рабочего процесса?
— И когда? — добавляет Ник уже мягче и спокойнее и садится за стол. Тряпку кладет на него так, чтобы след от маркера был прикрыт.
Иначе слишком нервно — с таким-то разговором.

Ник закрывает глаза, стискивая переносицу пальцами, и молчит. Неуютные паузы в рассказе Эрни возникают там и тут, но заполнять их он не готов. Иначе он точно скажет что-то нецензурное, но ситуацию описывающее емко. Или начнет обвинять. Почему Эрни не мог сказать ему раньше?
Он понимает, в общем-то, почему. Эрни недоверчивый и не возьмет у него денег ни за что в жизни. Они слишком мало встречаются, чтобы съезжаться. Да мало ли причин.
Не то чтобы это утешает.
— А? Да, — говорит Ник устало. — Я хоть сейчас. Ну, то есть соберусь и приеду. Через час нормально?
Ему еще надо оттереть со стола чертов маркер и разложить на место документы, чтобы они не валялись где попало по всей квартире, которая с такими перспективами кажется очень большой и очень, очень пустой.
— В общем, скоро буду. — Он поднимается из-за стола и добавляет, прежде чем закончить звонок: — Я на связи, если что.

***

На пороге квартиры Эрни, которая уже, можно сказать, и не квартира Эрни, Ник стоит с минуту, набираясь не то храбрости, не то наглости. Решимости он набрался еще по дороге, когда понял, что не может, черт побери, это вот так оставить. Зачем Эрни съезжаться с братом, когда у него есть бойфренд с собственным жильем, за которое тоже платить не надо? Им же вроде хорошо вместе, так? У Ника, конечно, голова не на месте, но если бы Эрни это откровенно беспокоило — они бы уже разошлись.
Ник звонит в дверь и очень решительно перешагивает порог, когда ему открывают.
— У меня есть предложение, — сообщает он сходу, чтобы не забыть, не замяться и не растерять уверенность в том, что собирается говорить. — Перевести твои вещи ко мне, а не к твоему брату. И тебя тоже, конечно. То есть сначала тебя, а потом вещи… Неважно. Просто выслушай меня, хорошо?
Ник заставляет себя притормозить, стягивает перчатки, не глядя на Эрни. Пытается нащупать ту самую ораторскую жилку, с которой блестяще выигрывал фальшивые суды еще в Колумбийском.
Он просто делает вступительное слово. Презентует дело судье и присяжному в лице одного человека. Ну, ладно, в качестве присяжного может еще сойти попугай Харпер, но его Ник пока не видит.
Неважно.
Он откладывает перчатки на ближайшую коробку.
— Я понимаю, что мы с тобой еще довольно плохо друг друга знаем, что встречаемся недостаточно долго и что тебе, наверное, комфортнее было бы с братом, но. Если все пойдет хорошо, мы и так съедемся через некоторое время, правильно? И я считаю, что лучше попробовать раньше, чем позже. К брату ты съехать всегда успеешь, в конце концов, а так при любом раскладе получится на один переезд меньше. Значит, меньше необходимости кого-то напрягать с перевозкой вещей, меньше упаковывания и распаковывания и, конечно, меньше стресса для Харпера. Если не жалеешь себя, то пожалей хотя бы птицу.
Ник разрешает себе наконец перевести дыхание и неловко стягивает с шеи шарф. Речь получилась далеко не такой впечатляющей, как могла бы, но у него не было времени подготовиться. К тому же он нервничает так, что руки все-таки спрятал в карманы, чтобы Эрни не увидел, как подрагивают у него пальцы.
Страшно. Страшно, что Эрни может согласиться: Ник уже давно плохо себе представляет, как можно жить с кем-то еще.
Но то, что Эрни может упрямо отказаться — в разы страшнее.

Нику кажется, что проходит целая вечность, прежде чем Эрни ему отвечает. Он успевает стащить с шеи шарф и наполовину снять пальто, потому что любая деятельность лучше, чем стоять истуканом и изводиться бесконечным ожиданием.
Эрни не подводит. Ник прикрывает на пару мгновений глаза, чувствуя труднопреодолимое желание войти головой в ближайшую стену. Он любит Эрни, правда, но…
Он любит Эрни?
Он смотрит на Эрни, сидящего на коробке. Он никогда раньше об этом не думал. Слово "любовь" как-то всегда оставалось за кадром. Возможно, потому, что Ник боялся: назад за этот рубеж будет уже не перейти. Если Эрни оставит его после этого, ему придется собирать нового себя из старого по кусочкам. Ему было бы не впервой, но он категорически не хотел повторять этот опыт.
Но он хочет жить с Эрни. И он любит — Эрни.
Ник стаскивает с себя пальто до конца. Аккуратно повесив его на положенное снятой верхней одежде место, он подходит к Эрни. Садится на коробку напротив, предварительно проверив, что в ней нет ничего хрупкого; потом нагибается и берет его руки в свои.
— Я не передумаю. — Ник на Эрни не смотрит, только гладит тыльную сторону его ладони большим пальцем. — Если ты не хочешь сам, я понимаю, правда. Но я хочу — хотел бы попробовать. У меня много места, чисто всегда, транспортная доступность хорошая. Можно докупить пару стеллажей для твоих книг. Я дома сейчас не так чтобы много бываю. Кровать не скрипит.
Ник чуть улыбается и сжимает ладони Эрни в своих крепче. Если честно, он где-то даже рад, что Эрни с этой квартиры съезжает. Ему тут всегда было неуютно: слишком грязно, слишком захламленно, слишком мало места. Он не против того, чтобы больше сюда не приезжать. Но увозить Эрни к его брату тогда, когда можно увезти к себе? Ник не хочет. Он вообще побаивается за Эрни с тех пор, как пропал босс, а по мотивам и шеф ушел с деньгами.
Перспектива жить вместе — страшная, но порознь в таких обстоятельствах еще страшнее.
— Я для себя все решил. И реально думаю, что стоит попробовать. — Ник поднимает на Эрни взгляд, заглядывает ему в глаза. — Так что?
Он пытается представить себе, что будет делать, если Эрни откажется — и совершенно не может. Ему даже думать об этом не хочется. Он любит Эрни и поддержит его, какой бы вариант бы он ни выбрал, конечно, но…
Решение в свою пользу Ник поддержит намного горячее.

С каждой лишней секундой, которую Эрни тратит на размышления, Ник все увереннее думает: откажется. Скажет, что слишком рано. Что Ник не выдержит. Что сам Эрни не выдержит. Что Харпер не выдержит. Что с братом Эрни все уже решено и оговорено. Что угодно, лишь бы мягко дать ему от ворот поворот.
Ник понимает. Ник готов поддержать. Но от самой мысли, что Эрни сейчас будет осторожно отказываться, его едва не мутит.
Он не выдерживает, опускает взгляд, когда Эрни говорить начинает. Сглатывает. Сказанное Ник слышит как сквозь вату, и смысл до него доходит не сразу.
Эрни не отказывается. Эрни готов попробовать.
— Ох, — только и говорит Ник, и стискивает его ладони в своих еще крепче прежнего. — Я думал, ты меня сейчас пошлешь. Ох. Конечно. Как угодно, и вещи к родителям, и неделю на попробовать. Серьезно. Я не… я… Черт.
Он отпускает руки Эрни и тянется его обнять — порывисто, но крепко. И целует в висок, в глаз, куда придется, пока не дотягивается наконец до губ. Тянуться неудобно, но Ник не замечает за всепоглощающим облегчением.
— Ты не пожалеешь, я обещаю, — бормочет он Эрни на ухо.
Ника все равно не то чтобы много дома, так что у Эрни будет время на себя. И он снова на антидепрессантах, и они помогают, так что проблем а-ля той с чашкой, поставленной мимо подставки, быть не должно. Ник из кожи вон вылезет, чтобы их не было, лишь бы Эрни остался насовсем.
— Так… — Ник с трудом отстраняется и даже каким-то чудом умудряется встать и удержаться на ногах. А он-то уже успел решить, что у него желе вместо коленей. — Тогда говори, что мы везем к твоим, а что — ко мне, будем потихоньку носить. Наверное, есть смысл сначала перевезти Харпера? В обшем, руководи, я готов таскать.
Пока он говорит, он умудряется накинуть назад свое пальто и даже шарф набросить.
Бурную деятельность Ник разводит не просто так. Он не боится передумать, нет. Он боится, что передумает так тяжело размышлявший Эрни, а к такому повороту Ник теперь уже совершенно не готов. Он только-только понял, что любит Эрни, он не горит желанием узнать еще и то, что такое разбитое сердце, в один и тот же день.
Ему еще, в конце концов, работу работать.

Нику кажется, что все это — сон. Когда он таскает коробки, когда он смотрит, как Эрни переносит в машину клетку с Харпером, когда они уже едут. Про родителей Эрни он лишний раз и не думает. Вообще он их знал, как и Эрни — его отца и мачеху, но это все было так давно. Они все тогда были другими. Удивительно, как жизнь может иногда повернуться.
Ник улыбается Эрни и накрывает его руку своей, прежде чем вылезти из машины. Он уверен, что его представят как друга. Как коллегу. Что родители Эрни и не в курсе его половых предпочтений. Ну, или что их дома вообще не окажется, но у Эрни есть ключи, так что они составят все на чердак или в гараж и поедут обживать квартиру Ника.
Но нет. Отец Эрни оказывается на месте, а сам Эрни говорит слово "бойфренд". Ник сглатывает, внезапно почувствовав себя совершенно не в своей тарелке.
К знакомству с родителями в новом качестве он готов не был. Он своим-то еще не сказал, что у него есть парень. Теперь, наверное, придется. Эйб, наверное, себе живот от хохота надорвет. Об этом аспекте совместной жизни Ник прежде как-то не думал. Но если он готов жить с Эрни, он готов и к тому, чтобы об этом узнали все, а не только Бренди и сомнительные товарищи Эрни, правильно?
Мозгу это, правда, оказывается не так-то просто объяснить.
Ник косится на Эрни и медленно вздыхает, пытаясь взять себя в руки. Сюрприз получился не очень, да, но он должен собраться и не дать своей тревоге взять верх. Это "знакомство" — важный шаг для них обоих. Если Ник действительно хочет, чтобы у них с Эрни сложилось что-то большее, он не должен подвести.
— Очень приятно снова вас видеть, мистер Гриффин. — Он крепко пожимает протянутую ему руку. — Мы можем зайти, но совсем ненадолго. У меня еще работа.
Ник не готов. Совсем. Он не был готов к ненавязчивому аутингу, он совершенно не знает, о чем разговаривать с отцом Эрни за чашкой чая. У него от вспыхнувшей от такого поворота нервозности не то что спина взмокла — даже ладони пытаются вспотеть. Но сдавать назад он не хочет, а мистер Гриффин соблазняет еще и домашней выпечкой к чаю…
По дороге в дом Ник, поравнявшись с Эрни, берет его за руку и крепко ее сжимает.
Это будет непросто, но он справится.

Ник отпускает руку Эрни почти сразу: вспотевшие ладони могут его выдать. Его много что вообще может выдать. Остается понадеяться только, что Эрни будет не слишком внимательным.
— Я… да, я помогал, — отвечает он мистеру Гриффину, который хочет, чтобы Ник называл его Аароном. — Эрни не оболтус, что вы. В такую ситуацию может попасть каждый.
Не каждый попадает, но об этом Ник уже не говорит.
Он садится на диван, смыкает руки в замок. Он не боится. Он не должен бояться. Раз Эрни так легко обо всем с отцом говорит, наверное, каминг-аут он давно сделал. Наверное, их тут не убьют. Ника родители тоже за отношения с мужчиной не убьют, он практически уверен. Во-первых, семейное разочарование — это все-таки Эйб. Во-вторых, они не захотят добавлять ему лишнего стресса. Они могут не одобрить конкретно Эрни.
Мистер Гриффин тоже может не одобрить конкретно Ника.
Ник безмерно рад тому, что Эрни решил взять его за руку уже сам. Ему нужно за что-то держаться, чтобы не поехать тут крышей окончательно. Сцена на первом знакомстве с родителями Эрни в качестве его бойфренда ему шансов на одобрение явно не прибавит.
— Да, мы решили попробовать. У меня квартира в Адской кухне, очень удачно расположенная, Эрни будет оттуда удобнее добираться куда угодно.
Ник замолкает, сжимая руку Эрни еще крепче. Смотрит на булочки, смотрит на чай. Изо всех сил старается не концентрироваться на том факте, что под чашками нет подставок, а, значит, будут следы. От чайника они будут тем более. Но это почти неважно, потому что — что за ерунду он несет? "Удачно расположенная" квартира? Это что, самое, черт его дери, важное в их решении жить вместе? Мистеру Гриффину он так точно не понравится. Мало как будто того, что он выглядит не слишком презентабельно, сорвавшись из дома в том, в чем был. И Эрни с ним порвет после таких заявлений. Никакой совместной жизни, никакого маленького человеческого счастья, на которое Ник уже и надеяться едва смел…
А мистер Гриффин ему еще и подмигивает. И вот это — чересчур. Совсем. Ник судорожно выдыхает и выпутывает свою руку из руки Эрни.
— Мистер Гри… Аарон, — поправляется он и продолжает как можно осторожнее, чтобы не сорваться прямо здесь, — вы не подскажете, где туалет? Я хотел бы вымыть руки.
В туалете Ник запирается, пытается немного оттянуть футболку от горла и пускает ледяную воду, плещет ей себе в лицо. Это немного отрезвляет. Совершенно недостаточно, но он хотя бы почти может перестать задыхаться.
— Возьми… себя… в руки, — бормочет Ник себе под нос и смотрит на себя в зеркало. На идиотскую футболку с надписью "Не покупай эту футболку", которая даже близко не может пережимать ему горло, но он в ней все равно задыхается. На потемневшие от воды прядки. На побледневшее и перекошенное лицо.
Он не может отсюда выйти в таком виде. Не к отцу Эрни.
Теперь он гарантированно все испортил.

Ник садится на пол около двери, так и не закрыв кран и все еще пытаясь оттянуть ворот футболки подальше от горла, и мучительно старается контролировать дыхание. Вода с намоченных волос стекает по лицу, мешая сосредоточиться, но он все равно старается. Может, так пройдет быстрее. Сейчас не так сильно, как обычно. Обычно проходит минут за десять, даже когда он абсолютно уверен, что умирает.
"Обычно", правда, уже с год с ним не случалось. Или больше? Ник сейчас не в состоянии считать. Кажется, в последний раз что-то около панической атаки случалось с ним в юридической школе. Обсессивно-компульсивное у него в принципе обостряется чаще, чем тревожные расстройства.
Кажется, ему опять надо менять психиатра.
Он плохо представляет, сколько прошло времени. Ему бы даже часы не помогли: он не помнит, в какой момент ушел из-за стола. То, что он определенно задержался, он понимает, только когда вздрагивает от стука в дверь.
Эрни.
Нику почти хочется не отвечать. Но — не вариант. Перепугать всех, начиная с Эрни, не в его интересах. Лучше Эрни впустить и как-то с ним объясниться. Одна проблема: Ник не представляет, как.
С другой стороны, какая разница? Он уже все равно все испортил, а Эрни не любит лишние расшаркивания. Можно и сказать так, как есть.
Ник, не вставая, дотягивается до завертки замка и поворачивает ручку, чтобы приоткрыть дверь.
— Нет, — хрипло говорит он, прислоняясь назад к стене. — Буду через… пару минут. Зайди и закрой за собой, пожалуйста?
Он трет пальцами лоб, перестав наконец стискивать в кулаке и оттягивать ворот рубашки. Ощущение, что он задохнется, от этого не возвращается. Значит, через пару минут действительно должно отпустить. Хотя бы физически. Надеяться на что-то больше Нику бессмысленно.
— Я не ожидал. — Ник проходится рукой по волосам, так и не глядя на Эрни, вытягивает ноги, кажется, просто для того, чтобы что-то делать и отвлекаться на это. — Что тут будет твой отец, я имею в виду. Я с новой работой-то едва с ума не схожу, а тут такое внезапное знакомство с родителями… Я просто не ожидал. Прости.
Он не должен, по-хорошему, извиняться за то, что не может контролировать. Одновременно он не может не. Он же хочет этих отношений, почему его тогда так это все выносит? Не то чтобы мистер Гриффин их не одобрял, в конце концов.
— Прости, — повторяет Ник тише, прикусывая губу.
На Эрни он по-прежнему не смотрит.

Ник очень внимательно изучает свои колени и ладони. Эрни не ушел сразу, и это здорово, но менее виноватым он себя от этого не чувствует.
— Ты и не должен об этом думать. Серьезно. Это не ты тут… неадекватный. Я дойду в ближайшие дни до врача, как смогу найти время.
"И начну подыскивать другого", — не добавляет он.
Они не должны это обсуждать. Наверное. Они так мало встречаются. С другой стороны, они собираются жить вместе, чего Ник хочет больше всего на свете. И Эрни, может быть, уже и стоит и знать, и принимать в этом какое-то относительное участие. Чтобы, если что, не перепугаться и помочь. Хотя бы просто не перепугаться.
Как он еще не ушел, Ник серьезно не понимает. Другие уже сбежали бы.
Эрни же не просто не уходит — он садится рядом и обнимает. Ник утыкается лбом ему в плечо, неровно выдыхая, прикусывает нижнюю губу: не хочет, чтобы тот видел, как она подрагивает. Дело даже не в том, что с ним никто не оставался настолько надолго, даже когда на повестке дня не было внезапных панических атак во время внезапного знакомства с родителями. Просто еще никто не пытался его так неловко подбадривать. Ник сдавленно фыркает, надеясь, что это не слишком похоже на всхлип. Попугай-невротик — это безумие какое-то.
Трогательное, очаровательное безумие.
— Если еще и Харпер станет невротиком, — говорит Ник, — мы с ним друг друга с ума сведем. Я лично буду надеяться, что он останется в добром психическом здравии.
Кто-то должен, раз у Ника уже несколько лет нормально не получается.
Он коротко целует Эрни в щеку и выпрямляется.
— Надо, наверное, идти, а то и твой отец начнет беспокоиться. Перетащим вещи и поедем уже, да? Ты сможешь за руль сесть? Я не уверен, что мне стоит сейчас, я вроде нормально уже, но мало ли. Ну. На всякий случай. И… давай скажем, я не знаю, что я что-то не то съел днем, вот и стало нехорошо? — Он решается посмотреть на Эрни прямо. Объясняться сейчас с мистером Гриффином и рассказывать ему начистоту, почему он так паршиво выглядит, он ну никак не готов. Отравление звучит куда более благовидно.
Ник надеется, что Эрни тоже так считает.

Ник смотрит на Эрни и улыбается. Он не понимает, как раньше не замечал, до чего тот хороший. Нет, правда. Да, он бы не смог оценить еще каких-то несколько лет назад, но, может быть…
Может быть.
"Я люблю тебя", — хочет сказать Ник. Но не говорит — только улыбается и смотрит, и пытается, как дурак, незаметно придвинуться чуть ближе, и его сердце снова принимается стучать чуть быстрее.
На этот раз он не имеет ничего против.
— Пусть шутит. Хотя мне кажется, что он не станет. Можем заключить пари, — полушутливо предлагает Ник. — Проигравший… допустим, месяц собирает и разбирает посудомойку.
Он поднимается следом за Эрни, ухватившись за протянутую руку. Ноги его действительно держат; уже хорошо. Значит, можно идти. Выходит он первый, но ждет Эрни все равно, а перед гостиной и вовсе берет его за руку.
— Извините, мист… Аарон, — поправляется Ник и бледно улыбается. — Я, кажется, съел что-то не то на обед.
Ему не дают таскать коробки, отправляют вместо этого ждать в машине. Он не собирается спорить: ему все еще не то чтобы очень хорошо. Да, стыдно, но с этим ощущением Ник почти сроднился. Не чувствовать себя обузой в такие моменты его не научили ни сеансы терапии, ни неоднократные заверения родственников. Но лучше, если он уронит себе на ноги коробку, не будет никому, а так он хотя бы точно придет в себя до приезда домой.
Ник слабо улыбается своим мыслям и, пока ждет, забивает в навигатор адрес. Его квартиры, где они будут жить вместе с Эрни. Это слегка безумно, совершенно невероятно и настолько правильно, что от этого голова кругом.
— Твой отец все-таки большой оригинал, — говорит он Эрни, когда тот садится в машину, и передает ему ключи. — Я адрес вбил уже. Ну… поехали?..
Он где-то слышал, что бабочки в животе — это на самом деле те же нервы и та же тревожность. Теперь у него есть шанс проверить. С тем, что тревожность, Ник не находит причин спорить.
Но совершенно точно — не та же.

Вопреки мрачным предсказаниям Эрни, доезжают они без проблем, если не считать нетерпеливого местного, который не желал войти в положение давно не водившего и обсигналился по самое не могу.
— Пропусти его, — говорит Ник, глянув в свое боковое зеркало. — А то не успокоится. Ты все правильно делаешь, если что.
Он осторожно кладет Эрни руку на бедро — чтобы поддержать, без всяких намеков.
За дорогу Ник успевает прийти в себя настолько, что даже начинает хотеть есть. Именно голода Ник не чувствует, но живот у него начинает побаливать, а он уже научился понимать, к чему это.
— Сейчас закажем какой-нибудь тэйкаут, — говорит Ник, когда они уже выходят из машины, и перехватывает коробку. — У меня нет сил готовить, а потом надо будет поработать еще. Ты бери Харпера, он ценнее груз…
Поднимается он первым, чтобы открыть дверь и встретить Эрни с Харпером уже наверху.
Эрни к нему переезжает. Прямо сейчас. Это действительно случается. До Ника, кажется, доходить начинает только-только. Даже когда они таскали коробки к родителям Эрни, все казалось немного нереальным.
Ему не надо будет показывать Эрни, где что находится, почти все тот уже знает — и про душ, и про кофеварку, и даже гардеробную. Раскидать по местам вещи из той самой коробки Эрни. Выложить постельное. Найти у себя дубликат ключей. Мелочи, на самом деле. Но через неделю, если все сложится, им надо будет перетасовать половину вещей Ника. Заказать под книги Эрни еще парочку тех самых стеллажей — там же, где и предыдущие. Нику — привыкнуть к хаосу наличия еще одного человека под боком. Эрни — привыкнуть к тараканам Ника на постоянной основе…
Ника должны выносить масштабы. Они и выносят: сердце у него колотится как безумное. Только не потому, почему должно бы.
Он улыбается сам себе, поворачивая ключ в замке. Коробку ставит пока — прямо в коридоре. Кидает ключи на прихожую, разувается и смутно прикидывает, где лучше всего поселить клетку с попугаем. Оборачивается, когда за ним открывается незапертая входная дверь.
— Ну. Добро пожаловать домой? — улыбается он Эрни.
Как полный, безоговорочный и очень нервный, но очень счастливый идиот.