Никто не помнил, каким именно образом у ирландского задиры появились ключи от этой хаты. Комната с грязными окнами и одиноким продавленным матрасом на полу ничуть не изменилась с тех пор, как Трою пришлось провести в ней пару недель, общаясь лишь со своим подельником. Серые стены и поеденные молью шторы, плотно скрывающие нутро маленькой квартирки от внешнего мира, слышали достаточно, чтобы можно было за их показания посадить обоих теперь уже совладельцев этого местечка за решетку. Если бы шторы, конечно, могли говорить, а не только вынужденно слушать.

О’Коннелл слишком много пил. Кеплер слишком сильно обдалбывался. Оба они тогда находились на грани реальности, растворяясь в кумаре, расслабляясь в ощущении иррациональности происходящего настолько, что могли бесконечно говорить, рассказывать, вовлекать друг друга в свои жизни. Никто из них не знал заранее, что после недель откровений уже нельзя будет повернуть обратно. Связь, порожденная между ними в крошечной квартирке с затхлым воздухом и запахом жратвы быстрого приготовления, не разрушилась и до сих пор. А ключи так и остались у обоих. И никто не помнил, сам ли Кеплер выдал О’Коннеллу дубликат, или Трой по тихой грусти снабдил себя им самостоятельно.

Джай оплачивал эту комнатушку с аппендиксом кухни без перебоев, с завидным постоянством, раз в пару-тройку месяцев обнаруживая, что долг за свет уже погашен. Было тяжело поверить, что в ирландце просыпалась совесть, но больше было некому. Впрочем, сколько ребята не пересекались на людных улицах Кухни и в ее тесных кофейнях, эта тема никогда не поднималась в разговорах, оставаясь где-то за гранью дозволенного к упоминанию. Просто фактом того, что теперь квартира была важна не только Джаю, но и Трою. Она стала местом, куда можно было сбежать тайком от всего мира. Местом, где было произнесено так много слишком личного, что не было никакой возможности отдать эту квартиру кому-то еще. Слишком сентиментальная слабость как для Кеплера, так и для О’Коннела, а потому никогда не упоминаемая ими в обыденных и уж тем более рабочих разговорах. В суете реального мира квартирка порой казалась каким-то мифическим оазисом, сказкой, упоминать которую была неудобно, наивно и даже слегка стыдно.

С того раза они больше никогда не пересекались в серых стенах этого места, хотя догадаться, что оба захаживают туда поодиночке, было не сложно. Кеплер раз за разом опустошал волшебным образом заполняющуюся пепельницу. О’Коннелл находил в холодильнике остатки какой-то буржуйской еды или слишком пидорское, чтобы его пить, пиво. Впрочем, для настроения, в котором ты обычно оказывался в квартире, сходило и оно. Однажды Джай обнаружил потрепанный, но еще вполне пушистый ковер странного цвета вместо зачирканного обувью деревянного и извечно холодного пола. Со временем за дверцами разваливающегося шкафа в пару к сине-звездному появился еще один плед. А сам шкаф кто-то подкрутил и даже смазал петли, чтобы они перестали душераздирающе петь в ночи. Баллончик масла и отвертка так и остались валяться на полу рядом со шкафом. В следующий раз О’Коннелл увидел в углу комнатушки пару набитых шуршащими друг о друга шариками кресел-груш. Страшно затертых, но прекрасно вписывающихся в интерьер и дающих хоть какую-то свободу в выборе места для прокрастинации. Впрочем, никакой острой необходимости в них не было — ребята не водили сюда гостей и никогда не пересекались здесь друг с другом. И думали, что уже никогда не пересекутся. Со временем каждый стал ощущать себя безраздельным владельцем места, вынужденным мириться с чем-то вроде наличия очень хозяевитого домовика. Уступать домовику в гонке по обустройству жилья не хотелось, поэтому оба напарника изредка привносили в квартиру всё новые мелочи, отчего со временем она перестала быть такой холодной и отчужденной.

Этот раз ничем не отличался от других. Трой уже привык возвращаться сюда в особенно бесявые дни, когда терпеть мамку-джанки после напряженного дня не оставалось никаких сил. Сегодня они посрались с Илаем, едва не дойдя до рукоприкладства. Сегодня Счастливчик решил провести воспитательное мероприятие, отыгравшись не на ком-нибудь, а именно на О’Коннелле, хотя в последние пару месяцев за ним не было никаких косяков. МакГрат просто напомнил, кто здесь главный, чтобы парень не зарывался и другим в пример, оставив того без кэша. Трой хлопнул входной дверью с такой силой, что ему на голову снегом упала горсть штукатурки, еще больше оголив и без того уродливый шов на потолке. Парень стряхнул мел с волос, в красках сообщив пустоте, что именно он думает о старых потолках и неумелых штукатурщиках. Не дождавшись от мироздания на своё заявление никакого ответа, Трой поспешил в кухню, очень надеясь, что Кеплер оставил в холодильнике хоть что-нибудь съедобное и что это что-нибудь еще не сгнило. За грязно-желтой дверцей обнаружился только апельсиновый сок в упаковке, которая выглядела дороже, чем весь прикид ирландца вместе взятый. Где Кеплер умудрялся находить такие вещи, О’Коннелл не мог даже вообразить. Наверное, мажористых пидорасов с детства надрачивали на поиск исключительно дорогого хавла и бухла. Порой Джай умудрялся оставлять в серых стенах бутылки с этикетками, какие Трой раньше видел лишь на фотках ебучего глянца. Но сегодня ему не повезло. Сегодня на ужин, похоже, был лишь апельсиновый сок.

Пачка оказалась полупустой и вроде еще годной к употреблению. О’Коннелл ввалился в комнату, отметив про себя, что с прошлого раза, вроде, ничего не изменилось, и плюхнулся в одно из набивных кресел, утонув в нем почти до самого пола. С кряхтением вытянул ноги и приложился к соку. Кислятина еще та! От такого говна пустой желудок вело только сильнее, но особенного выбора не было. Трой поморщился, делая другой глоток. Не надо было приходить сюда в слепой надежде на удачу. Дома была заначка. И мамка, которая, Трой надеялся, её ещё не нашла. Пересекаться с Элоиз не хотелось. И уж тем более с каким-нибудь ее хахалем, который, в отсутствие на хате сына, обязательно там имелся. О’Коннелл вытащил из кармана мятую пачку сигарет, в которой оставалась от силы пара штук, и закурил, выпуская облако терпкого дыма под потолок обволакивать одинокую лампочку, болтающуюся на проводе. Надо бы включить свет. Надо бы найти пепельницу, с передастической упёртостью опустошаемую к каждому новому появлению Троя в этих стенах. Но вставать с неожиданно удобного кресла было лень. Стряхивая пепел прямо на пол, Трой уже всерьез думал о том, чтобы тут же и поспать, пока желудок не понял, что его наебали и кислый сок — хреновая замена сытной еде. Парень даже прикрыл глаза, стараясь не вспоминать, как сильно по утрам болит спина после таких вот опрометчивых ночевок в кресле.

В щель между шторами виднелось, как с неба крупными ошмётьями сыпется снег, но в квартире было приятно тепло. Похоже, Кеплер не забыл оплатить счета этого месяца. Отлично! Потому что Трой на мели, и лучше быть без бабла, но хотя бы в тепле, чем к тому же еще и мёрзнуть. В куртке становилось жарко, отчего желание подремать лишь усиливалось с каждой минутой нахождения в теплой, липкой темноте. Тишину тесной комнатки разбавляли голоса соседей, чье-то шарканье, кашель и бормотание телека за стеной, но все эти звуки сейчас не казались раздражающими. Наоборот, они стали прекрасной колыбельной для заебавшегося за день парня, так что в итоге Трой так и задремал в обманчиво-удобном кресле и с тлеющей сигаретой в руке, очнувшись лишь когда услышал шаги в коридоре.

Сонно продрав глаза и ожегшись о доползший до пальцев уголек, Трой чертыхнулся и даже не успел до конца охуеть с происходящего, когда в комнате зажегся свет. Пришлось недовольно жмурить глаза, в надежде, что от столь резкой смены освещения они не вытекли к херам, и, рано или поздно, он все-таки сможет увидеть нарушителя своего покоя.

— Ну, ты и засранец, — Кеплер толкнул пепельницу кедом, отправляя ее по полу к Трою. Закинул на кухню воодушевляющее хрустящий пакет с едой и вернулся, негодующе поглядывая на О’Коннелла, так и не соизволившего поднять свой окурок с пола и положить его в любезно предоставленную для этого ёмкость. Джай прошел к окну и распахнул форточку, выпуская в морозный воздух затхлость пустовавшего помещения и дешевое курево Троя. Движения парня были резкими, злыми. Странно, обычно Джая не выводили из себя попорченный сигаретой пол и незваные гости.

— Голодный? — спросил Кеплер, поворачиваясь к подельнику и нависая над ним во весь свой — метр с кепкой — рост.

— Да, мамочка, — огрызнулся Трой, все еще щурясь из-за яркого света, зло глядя на Кепелра снизу-вверх.

— Ты б что ли позвонил, — Джай почесал затылок, как будто оправдываясь за вторжение в собственный дом. Все-таки незваным гостем здесь был в основном О’Коннелл, так что жест выглядел, по меньшей мере, странно. — Я б и на тебя взял.

— Поделишься, — просто пожал плечами Трой, стаскивая с плеч куртку, в которой становилось уже неприятно жарко. В таком наглом заявлении не было ни толики наглости, потому что оно, в сущности, было абсолютнейшей правдой, которая Троя в Кеплере неизменно выводила из себя. Джай запросто и даже с радостью поделится, он всегда так делает. Наверное, всё дело было в воспитании, в сраном детстве с его бесконечным влиянием на всю последующую жизнь человека. Кеплер, выросший в достатке и изобилии, всегда готов был делиться, отдавать и дарить. Он отрывался и тусовался так, будто завтра никогда не настанет, и наивно верил, что даже просади он сейчас последние штаны — скоро обязательно найдет новые. Кеплер будто бы не знал или не хотел верить, что деньги могут кончиться, что выпивка может кончиться, что кокаин может кончиться, что однажды он может проснуться на картонке в какой-то подворотне, босой и обритый наголо. И злодейка-судьба, будто бы подыгрывая непосредственной вере парня в лучшую долю, всегда выдавала ему ебучие новые штаны взамен просраных старых. И вот эту вот мозгоебическую карму Трой никак не мог принять, потому что сам он вырос в совершенно иных условиях, вынужденный всю жизнь прикидывать, просчитывать и строить далеко идущие планы, юлить, выкручиваться и вырывать у жизни крупицы удачи силой. Трой не готов был делиться, он привык брать, если дают, совершенно не озадаченный вопросами совести и морали. И этот их импровизированный тандем из золотого ребенка и ребенка, взращенного улицами, в результате получился ужасно карикатурным. Таким утрированно-взаимодополняющим, как будто две пазлины сложились в дурацкий рисунок реальности, начиная постепенно подбешивать О’Коннелла. Может быть, атрофированная когда-то давно совесть под дурным влиянием Джая начала прорастать слабыми зелеными побегами, заставляя Троя всякий раз недовольно морщиться, если Кеплер безвозмездно предлагал ему что-то. Может быть, О’Коннелла мучила непробиваемая вера товарища в светлое будущее, так что порой хотелось одернуть Джая, вернуть его на землю, показать, как на самом деле выглядит серая реальность суетных улиц и обедневших районов. Но рука не поднималась. Да и не мог Джай, закидываясь снежком в грязных клубных сортирах, не знать, как на самом деле устроен мир. Он просто верил, несмотря ни на что, в какое-то утопическое светлое будущее. И это нереальное, выдуманное им самим завтра, каким-то магическим образом подпитывало его сегодня, давая силы пережить очередной блядский, тяжелый день.

Пока мозг Троя штурмовали заумные, философские мысли о жизни и смысле бытия, которым в его голове вообще-то места предусмотрено не было, Кеплер тоже скинул куртку и суетил по комнате, зачем-то перечисляя О’Коннеллу, что за пидорское хавло он приволок в этот раз, из чего оно состоит и какими полезными свойствами обладает. Нет бы просто взять и притащить его уже прямо сюда. Трой сквозь еще не спавшую окончательно дрёму даже начал подумывать сделать это самостоятельно. В другой раз он, может быть, и попривередничал бы ради удержания своих истинно мужицких позиций относительно чересчур утонченной и бабской еды, но сейчас О’Коннелл был таким голодным, что согласился бы и на индийскую хероту, и на ролы-хуеролы, и на французских лягушек под корейским соусом. На что угодно, лишь бы наконец-то желудок перестало тянуть неприятной судорогой.

— Да тащи уже, Жисус! — не выдержал Трой, вскидывая руки к небу. — Я понял! Понял, что ты дохуя правильно питаешься. Но, пожалуйста, я с утра без росинки во рту, — Трой попытался скорчить самую миловидную моську, на какую был способен, чтобы в довершение своей тирады разжалобить Джая еще и внешним видом, но получил лишь крайне скептичный взгляд в ответ. Кеплер покачал головой, расстроенный тем, что его мудрые мысли о сбалансированности питательных элементов в еде были только что спущены в унитаз.

— Щас. Только отлить надо, — недовольно произнес Кеплер, проходя к коридору и по пути поднимая с пола укатившийся в угол баллончик машинного масла, которым кто-то когда-то смазывал дверцы шкафа.

— Сука! — фыркнул Трой. — Руки вымыть потом не забудь, перед тем, как моё хавло трогать будешь.

Джай только усмехнулся внезапно проснувшейся в подельнике щепетильности и чистоплотности. Поставил баллончик на полупустую полку шкафа, и хотел-было уже начать осуществлять свой план по приготовлению ужина и предварительным издержкам, как:

— Погоди! — Трой вдруг окликнул Кеплера прямо на выходе из комнаты. Джай обернулся, ожидая услышать просьбу принести к ужину еще и пива или что-то в этом духе, но услышал своем другое. — Ты, это, — впервые за вечер О’Коннелл сверлил Кеплера внимательным, совершенно не сонным взглядом. Он сделал какое-то неопределенное движение рукой, то ли ожидая чего-то, то ли требуя. — Карманы- то выворачивай.

— Чего? — Джай опешил от странной просьбы своего подельника, которая по манере изречения больше походила на приказ.

— Не тупи. Карманы, — и не дождавшись никакой реакции от всё еще недоумевающего Джая, добавил. — Не заставляй меня вставать и делать это самостоятельно. Давай, — Трой приглашающе махнул рукой, всё еще сверля Кеплера взглядом. Джай вел себя странно, как-то необоснованно дергано и зажато. И Трой вдруг понял, почему. Он был на тысячу процентов уверен в том, что именно планировал провернуть в сортире Кеплер, и недоумевал от проснувшейся в себе благородности остановить непутёвого напарника не меньше, чем Джай от его неожиданного приказа.

— Чувак, ты, блять, о чём? — Кеплер попытался выкрутиться из странной ситуации, но дрогнувший голос выдал его с головой. — Не знал, что у тебя с голодухи крыша едет.

— Кеплер, душу твою ёб, — Трой все же предпринял попытку подняться. — Я сейчас если к тебе подойду, то вместе со своей ссаной дозой ты лишишься пары зубов, — О’Коннелл рычал, застряв в слишком глубоком кресле, отчего его попытки подняться уже не выглядели так устрашающе.

— Да хули ты городишь? — а вот взгляд Троя, насупленный и злой, даже из глубин мягкого плена пугал. Джай удрученно вздохнул. — Ох, да ладно… — сдался и выудил из кармана узких джинс пакетик с белой дурью. — Доволен?

Трой, опять расползшись в кресле и уже не предпринимая тщетных попыток подняться, поманил рукой:

— Давай сюда.

Кеплер помедлил, раздумывая, как бы выкрутиться из ситуации и остаться при своём, но в голову ничего не лезло. О’Коннелл впервые за всё время их знакомства вмешивался в личное пространство Джая, и Джай совершенно не знал, как на это реагировать. Зло швырнув дозу через всю комнату, он все-таки вышел вон. С кухни стало доноситься резкое, недовольное шуршание бумажным пакетом и бряцанье бутылок. Джай был в заявке. Об этом знали все: и ебучий праведник Гленн, и припизднутая сестра Кеплера и даже Трой почему-то об этом знал. Не знал, оказывается, сам Кеплер.

— Как ты узнал? — донесся то ли рассерженный, то ли расстроенный голос, приглушенный разделяющими ребят стенами.

— Кеплер, блять, — Трой уже заныкал пакетик куда-то в многочисленные карманы куртки, надеясь, что Джаю не хватит ни наглости, ни смелости рыться в его вещах. Вообще-то, назвать Кеплера трусом О’Коннелл не мог. Он бы выбрал слово «аккуратист», которому в некоторых ситуациях проще было купить новое, нежели пытаться достать старое. В ситуациях, как, например, сейчас. — Я каждый ссаный день пересекаюсь с торчками. Как я, сука, интересно, мог бы догадаться? Вы ж все одинаково трясетесь, когда что-то идет не по вашему гениальному плану, — О’Коннелл вдруг осознал, что ему очень даже кайфово ощущать себя в роли сыщика-любителя, так что он в лучших традициях Шерлока закурил и продолжил свое объяснение. — Я ж тебе, считай, весь вечер засрал свой тушей в кресле. Вкусная еда, пафосная выпивка… Уверен, у тебя там где-нибудь еще и свечи припрятаны, и пена для ванны, чтобы с кайфом и оттяжкой закинуться «в последний раз», — губы О’Коннелла начали разъезжаться в довольную усмешку от ощущения своей охуительной проницательности. Молчание Джая лишь подтверждало его догадки, распаляя задор. — А тут — я, всю малину обломал. Не получилось у тебя с кокосом романтического вечера при свечах. И знаешь, что? — Трой вдруг зачем-то повернулся на своем мягком насесте к двери, будто хотел посмотреть на Кеплера, но тот все еще возился в кухне. Так что Трой какое-то время смотрел на темный проход, терпеливо ожидая возвращения подельника. И когда Джай — с парой бутылок в одной руке и поддоном еды в другой — все-таки появился на пороге:

— Что?

Трой завершил свою разоблачительную речь:

— Не думал, что когда-нибудь такое скажу, но лучше б ты со своим доктором романтику устраивал, чем с дурью.

Джай молча передал ему бутылку какого-то пива. Следом кинул на колени свежую пачку сигарет. Кеплер молчал, что ему было совершенно не свойственно, отчего О’Коннелл начал чувствовать себя неудобно.

— Что на ужин? — зачем-то спросил он, чтобы хоть как-то заполнить неожиданно нервирующую тишину.

Джай, уже было завалившийся на матрас, остановился, развернулся и вернулся обратно к Трою, передавая ему еще и пластмассовый поддон с хуеролами. О’Коннелл скривился, но делать было нечего. В конце концов, если воспринимать суши просто, как рис и рыбу, то не так уж всё и плохо. Только вот Кеплер — то ли назло, то ли от растерянности — забыл о таком важном предмете сервировки, как вилка. Палочки лежали на поддоне, как и положено, в бумажной упаковке. А вилки не было. Пришлось совершенно по-варварски есть руками. Впрочем, Трою было насрать.

Кеплер тем временем, флегматично откупорив свою бутылку пива, улегся на матрас и смотрел куда-то в бесконечность пространства стеклянным взглядом. Когда О’Коннелл это приметил, то чуть не подавился.

— Только не говори мне, что у тебя ломка или еще чего, — промямлил он с набитым ртом.

Джай вздрогнул, будто и думать забыл о том, что в комнате помимо него кто-то был, растерянно поморгал и ответил:

— Не. Это была бы первая ходка за пару месяцев.

— И нахуя? — Трой наконец-то выпустил из рук еду, тоже взявшись за пиво. Пиво оказалось вкусным, нефильтрованным тёмным, из тех буржуазных сортов, которые Кеплер каким-то невероятным образом умудрялся находить в супермаркетах среднего класса.

В ответ Джай просто пожал плечами. Похоже, впервые с самого начала их с Троем знакомства, парню было нечего сказать. Конечно, случались и такие моменты, когда Кеплер просто физически уже не мог говорить, упитый или упоротый вусмерть, но сейчас он был еще трезв, а уже тяжело молчал, всё больше погружаясь в какие-то свои раздумья. Находиться рядом с погруженным в себя человеком всегда слегка некомфортно, особенно когда при этом ты еще и жрешь его законный ужин. Трой поёрзал, недоумевая, с каких это пор подобные вещи начали доставлять ему дискомфорт. Попытался отмахнуться от зудящего беспокойства, но не сумел. Нет, ну, зачем-то же Кеплер вдруг захотел закинуться в завязке? Может, что случилось? Может, доктор снова его выставил? Может, Джай вдруг разочаровался в идее гееложества и понял, что вся его предыдущая жизнь — это одна большая ошибка? Может, Кеплер разлюбил доктора? Может, ноготь сломал?

Блять! С чего вообще Трой взял, что неожиданная тоска подельника связана именно с доктором? Ну, наверное, с того, что в прошлый раз их ссора почти привела Кеплера к передозу. Это — логичное объяснение. С другой стороны, они же вроде помирились. И — вроде — всё у них с тех пор было заебись, даже учитывая, что док теперь был в курсе темной стороны своего… партнера?

Еще раз — блять! С каких пор вокруг Троя появилось так много гееисторий? Раньше он открещивался от самого этого слова, будто оно было самым мерзким и подлым оскорблением среди всех когда-либо придуманных человечеством оскорблений. А теперь, пожалуйста, пытался вникнуть в суть гееромана своего геедруга.

Друга. Трой поморщился. Этим словом он пользовался почти так же редко, как и словом «гей», но дружба вместе с ссаным Кеплером как-то незаметно просочилась в его жизнь. Джай, может, и не был самым идеальным представителем мужика, но друг из него получался все-таки неплохой. Надежный, тактичный и, главное, проверенный временем. О’Коннелл стал украдкой рассматривать Кеплера, пока тот витал где-то в облаках. Джай даже выглядел как-то совершенно немужественно, совсем еще пацаном. Хитрил, как баба. Сбегал от проблем, как баба. Стиляжничал и ел тоже, как баба. И самое тупое, что все эти утонченные манеры не были чем-то напускным или показушным, они были Джаем. Так что, в конечном счете, не было ничего удивительного в том, что пидорковатый подельник на поверку и оказался самым настоящим геем.

И все-таки — друг? Что было хорошего в Кеплере — так это умение разделять работу и личную жизнь. К своей чести, Джай никогда не пытался даже смотреть с сторону О’Коннелла. Нет, он смотрел, конечно, но без каких-то сальных намеков и всего этого пидорского говна. Просто, как на человека. Не как на потенциального партнера. «Партнера». Трой поморщился снова. Все эти толерантные словечки, тем не менее, были влиянием Кеплера и никого другого. Но, возвращаясь к предпочтениям Джая, Трой был благодарен за отсутствие в их общении каких-то неудобных моментов. Однажды О’Коннелл даже задумался — по пьяни, наверное, никак иначе — а не должно ли его обижать такое безразличие подельника. Неужели Кеплер не видит в нем мужика? Ну, он же по мужикам? Так это должно работать? Уже после, как-то мельком, О’Коннелл увидел Кеплера в каком-то клубешнике в компании парня, дофига похожего на себя: такой же высоченный, тощий и угловатый, с наглым взглядом, растрепанными патлами и забитыми руками. С тех пор О’Коннелл успокоился и больше в эту сторону не думал. Джай был молодцом, что не лез к нему — это единственно верный вывод, который Трой вынес из всей этой ситуации.

— Ну, так и что у вас случилось? — не выдержав напора собственных мыслей, которые несло куда-то явно не туда, Трой все-таки решил добиться от Джая правды, чтобы не строить самостоятельно каких-то слишком пахнущих пидорасней предположений. — Опять посрался со своим реаниматором?

Джай поднял на него расфокусированный удивленный взгляд.

— Ммм… Да нет, — ну, вот, даже отвечает, как баба. — Ничего такого, — Кеплер пожал плечами и приложился к бутылке, думая, наверное, что ведет себя, как ни в чем не бывало. Но если даже О’Коннелл видел фальшь и понимал, что его подельник страдает хуйней, то значит притворяться у Джая получалось из рук вон плохо. Что было, вообще-то, странно.

— И все же? Мне как-то западло смотреть на твою кислую рожу весь вечер, так что давай, выкладывай, — мысли о том, что квартира все же принадлежит Джаю, и кто тут кого еще должен терпеть, как-то совершенно выветрились из головы Троя.

Кеплер поморщился, будто ему было неприятно вспоминать о том, что произошло. Из этого О’Коннелл сделал вывод, что что-то все-таки произошло. А еще отметил, что поделиться с кем-нибудь Джаю действительно хотелось. Может, Трой не был самым идеальным кандидатом для разговоров по душам, но, похоже, если Кеплера это мучило, то никого другого на эту роль всё равно не нашлось.

— Гленн… — начал Джай и запнулся, подбирая слова. Стало понятно, что корнем зла оказался действительно доктор. Трой терпеливо ждал, что же там Гленн, стараясь абстрагироваться от мысли, что это мужик. Гленн — могла быть и бабой. Большой, выше Кеплера на голову, бабой. Так отношенческие проблемы подельника воспринимать было проще. — Блять, чувак, я же пару месяцев, как в завязке, да? Понятное дело, я на нервах. Это же было очевидно с самого начала. И с самого начала он мне говорил, что всё понимает и всё будет нормально. Что «мы» справимся. Так?

Трой не нашел нужным подтверждать эту информацию. Ему было похуй, о чем они там с доком договорились и как жили. Во всей этой истории деталью, которая касалась непосредственно Троя, были наркотики.

Он прекрасно помнил тот момент, когда Кеплер заявил ему, что он в завязке. При очередной передаче товара О’Коннелл, как это часто случалось, хотел отдать Джаю и его собственную дозу, но Джай не взял. Сказал, что ему больше не нужно. О’Коннелл охуел, но комментировать особенно никак не стал. Ему было интересно, как долго человек, занимающийся поставками и имеющий непосредственный доступ к товару, сможет продержаться. Трой даже смирился с возможными издержками в виде партий, так и не дошедших до клиентов. Но Джай не косячил. Держался, хотя О’Коннелл с большим трудом представлял себе, как он это делал и сколько сил прилагал к своему волевому решению. Похоже, что докторишка, который, вероятнее всего, и был причиной отказа от наркоты, был каким-то Иисусом, если стоил этих лосиных усилий.

Особенных накладок с торговлей так и не приключилось, так что со временем Трой даже стал болеть за Кеплера и его борьбу с зависимостью. И еще Трой начал испытывать что-то вроде гордости, будто Джай приходился ему каким-то сводным братом, и вся семья наивно радовалась маленьким победам каждого её члена.

И вот теперь Трою представился шанс узнать все подробности этой увлекательной — или нет — истории.

Джай прикрыл лицо ладонью, массируя пальцам виски. Он хмурился, мялся и выдавливал из себя слова с огромной неохотой. О’Коннелл с какой-то несвойственной ему терпеливостью слушал, не перебивая. Учитывая, сколько изменений претерпевала его собственная жизнь, он прекрасно понимал, что не обо всех вещах можно спокойно говорить, особенно на трезвую голову. Но о некоторых — говорит нужно, потому что иначе так и будешь биться головой о тупик своих собственных суждений и взглядов. И Трой великодушно терпел то, как Джай неумело выкладывал свою наболевшую обиду на всеобщее обозрение, не уверенный, что сможет в итоге хоть что-нибудь посоветовать.

— Я срывался пару раз, — Кеплер убрал ладонь с лица, хмурясь собственным словам. — Не в плане, что я где-то брал дурь. Мы просто ругались. У меня отходы, и ломки, и всё это вместе взятое. У Гленна нервы не железные. Понятное дело, что мы ссорились. Иногда из-за каких-то тупых мелочей. Но чаще — из-за того, что я продолжаю барыжить.

Не сказать, что, думая об этой ситуации, Трой не предполагал такого результата. Конечно, док, рано или поздно, захотел бы, чтобы его партнер не просто отказался от наркотиков, но и прекратил иметь с этим опасным бизнесом вообще какие-либо дела. Но заранее об этой проблеме О’Коннелл старался слишком много не рассуждать. Проблемы нужно решать по ходу их поступления, а пока Кеплер оставался неплохим курьером с хорошей клиентской базой.

— В этот раз он опять завел старую шарманку. Что я должен найти себе другую работу. Что я должен больше ему доверять. И, если мне так сложно от всего этого отказаться, то, может, нам стоит попробовать подконтрольное употребление?

В квартире повисла тишина, потому что Кеплер пытался перебороть приступ бешенства, вызванный очередным озвучиванием самой идиотской в его жизни идеи, а Трой пытался поверить в то, что он только что услышал.

— Нет, ты, блять, можешь в это поверить? — с приступом бешенства Джай так и не справился. — И этот человек еще что-то говорит мне о доверии, когда сам до сих пор считает, что я… Сука! — Кеплер швырнул бутылку в угол комнаты. К всеобщему удивлению, стекло не разбилось, лишь гулко стукнулось о пол и с тихим шорохом покатилось к стене, разливая остатки пива. Джай рухнул на матрас, распластав в разные стороны руки и тупо пялясь в потолок.

— Вот же пидор. Поверить не могу. Невероятно, — сокрушенно бормотал он.

Трой, как и предполагал, с советом не нашелся. Хотя сильно удивился, не подозревая, что тот идеальный доктор, про которого Джай периодически ему нет-нет, а что-то вскользь рассказывал, оказался способен сгенерировать настолько тупую идею. Даже О’Коннелл верил в воздержание Джая. Хотя здесь стоит учитывать тот факт, что вся употребляемая Джаем дурь всегда проходила через руки Троя. То есть, в отличие от Гленна, Трой имел доступ к реальным доказательствам, в то время как доку приходилось верить своему любовнику на слово. На этом месте О’Коннелл задумался: а смог бы он сам поверить на слово торчку? Но, с другой стороны, неужели врач не сумел отличить человека трезвого от человека под кайфом. Размышлять о том, как часто доктор наблюдал Джая трезвым и каковы были его шансы заметить разницу, Трой не стал. Сказал только, почувствовав себя самой последней бабой на самом пошлом девичнике, следующее:

— Да, мудак. Все они мудаки, — и замолчал, сообразив, что, должно быть, спизданул лишнего.

Джай приподнялся на локте, внимательно поглядев на О’Коннелла.

— А ты-то чего сюда завалился? — спросил он. Самый обычный вопрос, который можно было спросить просто из приличия, в ответ. Не придерешься. Но Трой понимал, что сам спровоцировал и этот вопрос, и любопытство подельника, дав тому понять, что и у него самого что-то приключилось. В конце концов, сама эта квартира была признаком того, что у тебя что-то приключилось. Но это, если честно, раздражало. Делиться в ответ своими бедами О’Коннелл не хотел, не планировал и не собирался. А теперь, вроде как, после откровения Кеплера, вынужден был. Тоже из приличия. Вот только, в отличие от того же Кеплера, Трой не был уверен, что найдет в себе достаточную храбрость, чтобы не соврать.

— Да просто, — как ни в чем не бывало пожал плечами Трой. — Значит, после обвинений доктора в том, что ты все еще на снежке, ты решил не оставлять эти обвинения пустыми и действительно закинуться? — он попытался увести тему в сторону от опасного обсуждения собственных проблем.

Джай снова откинулся на матрас.

— Да. Нет. Я не знаю! — он будто пытался отмахнуться от назойливого внимания Троя. — Я ничего не хотел. Я просто расстроился.

— Дурь-то — говно, — сообщил ему О’Коннелл. Пока Джай рассерженно громыхал на кухне бутылками, он успел мельком глянуть на порошок в пакетике и заключить, что тот был не самого высокого качества. Гораздо хуже, чем товар, которым барыжили они сами.

— Да, я знаю, — подтвердил Джай. — Пришлось брать у какого-то левака, чтоб ты не пронюхал.

Трой усмехнулся, недоуменно уставившись на Кеплера:

— Ты, блять, что ли решил, что я побегу жаловаться к твоему доктору на твоё плохое поведение?

— А ты думаешь, что я побегу к Илаю? — блядский пидор в некоторых вопросах был блядски проницательным, и при первом же удобном случае не преминул вернуться к интересующей его теме, прекрасно сообразив, что О’Коннелл пытается увести разговор в сторону. А Трой-то надеялся, что у него всё получилось гладенько.

— Вот же заладил, — вяло прокомментировал он, откидываясь на мягкую спинку и тоже начиная тупо пялиться в потолок.

— Не хочешь — не говори, — заключил Кеплер. Вытягивать силой из Троя какие-то откровения у него не было ни настроения, ни желания. Из ирландца всегда было тяжело что-то вытянуть, если он сам того не хотел. И если в другой раз ради интереса Джай мог бы и попытаться, то сегодня он был не готов совершать подобные подвиги.

Так и лежали: один на матрасе, другой в кресле, — сверля ни в чем не повинный грязный потолок угрюмыми взглядами. И все бы ничего, вот только Трой вдруг понял, что вообще-то и сам был бы не прочь с кем-нибудь поделиться. Илай стал для О’Коннелла темой крайне секретной, ужасно скользкой и бесконечно неудобной. Обсуждать отношения с копом было самоубийством не только потому, что ребята могли присвоить Трою статус говномеса, навсегда заклеймив его позором, но и потому что это был коп. Полицейский, мать его. Что за дурацая мыльная опера?

И, поразмыслив обо всей этой ситуации еще немного, к своему огромному сожалению, Трой понял, что единственный человек, который смог бы его выслушать и, возможно, даже что-то посоветовать — это сраный наркоман Кеплер. Трой тяжело вздохнул, понимая, что придется хотя бы попытаться поговорить обо всем этом с Джаем, потому что иначе либо его мозг взорвется, либо в следующую встречу с Джеймсом они все-таки друг друга отпиздят.

Планируя в своей голове, как бы поточнее объяснить, что произошло, но сделать это наименее смущающим образом, всем, что в итоге О’Коннелл сумел из себя выдавить, стали три слова:

— Он меня облапал.

И тишина.

Попялившись еще какое-то время в потолок, но так и не дождавшись от Кеплера какого-либо комментария, Трой поднял голову. Джай больше не лежал, раскинув руки. Он сидел, сверля О’Коннелла крайне удивленным взглядом.

— Что? — недовольно выплюнул ирландец, скрещивая на груди руки.

— Он тебя облапал. И? — Кеплер недоуменно приподнял бровь, делая рукой приглашающее движение, чтобы Трой развил свою мысль. Кеплер, похоже, проблемы в данной ситуации не видел. Трой насупился еще сильнее, расстроенный тем, что вообще решился что-то озвучить. Ему и самому теперь уже своя претензия казалось по-детски глупой.

— И всё, — буркнул Трой. — Разве этого недостаточно? Я, блять, баба что ли, чтобы меня можно было лапать?

Джай устало вздохнул и пересел на край матраса, придвинув к себе поддончик с оставшимися ролами. Вытащил из бумаги палочки и, ловко подхватив один рисовый комочек, с удовольствием начал его жевать.

— Не баба, — подтвердил Кеплер, пережевав, когда О’Коннелл уже отчаялся получить хоть какой-либо ответ. — Но он же… — Джай повременил, пытаясь вспомнить, как именно Трой формулировал свои эмоции, вызванные тем копом. — Он же заставляет тебя как-то неоднозначно думать? — Кеплер не был уверен, что вспомнил правильно, но и так сгодилось. Главное было не употреблять слов, типа «нравится». О’Коннелл к такому готов еще, явно, не был.

— И дальше что? Вот, ну, что? — Трой начинал распаляться, предчувствуя, куда сейчас начнет грести Кеплер. Он уже и сам не понимал, зачем начал этот разговор, ведь знал же заранее, что нормального совета от Джая не будет. Парень сразу начнет лезть к нему в душу со своими толерантными идеями.

Джай пожал плечами:

— Ничего. Может, ты тоже заставляешь его думать неоднозначно?

— Но я же не лезу его лапать!

— Ну, может, он уже разобрался со своими неоднозначными мыслями. И они стали однозначными, — Кеплер говорил монотонно, стараясь не вкладывать каких-то особенных эмоций в свою речь. К тому же, вкладывать эмоции и есть одновременно было тяжело.

Трой зло молчал, сверля Кеплера взглядам в надежде, что тот подавится. Но магия не сработала.

— И куда это ты клонишь? Хочешь сказать, что он пидор?

— Не обязательно, — Джай пожал плечами еще раз.

— А кто же тогда? И с хуя ли надо было меня лапать, если он нормальный мужик? — О’Коннелла бесило спокойствие Джая, как будто они сейчас обсуждали не важные вопросы ориентации, а погоду. Джай, примерно понимая, куда дует ветер, сопереживал Трою, но показывать это боялся. С взрывным характером подельника всегда нужно было осторожничать и действовать вполсилы, чтобы не спровоцировать взрыв. Трой был умным парнем, доходчивым и сообразительным, но эмоции, порой, брали над ним верх, мешая здраво оценить ситуацию. А учитывая, что некий коп всплывал в их разговорах уже не первый раз, Джай примерно понимал, в чём тут ситуация и почему Трой так бесится. Он прекрасно помнил свою собственную растерянность после осознания своих же предпочтений. В случае Троя, впрочем, речь не шла о каких-то глобальных предпочтениях, речь шла про конкретного человека.

— Так бывает, — Кеплер серьезно посмотрел на Троя, чтобы тот случайно не подумал, что он пытается стебаться. — Бывает, что нормальному мужику может понравиться другой нормальный мужик, — слишком поздно сообразив, что не стоило все-таки использовать слово «нравится», Джай поспешил продолжить, пока Трой не начал орать на него в ответ. — Это не делает таких людей геями автоматически. Это не значит, что этому конкретному типу нравятся и другие мужики. Ему нравятся бабы, он нормальный, но говно случается. Система дала сбой. Понравился человек, — использовав табуированное слово во второй раз, Кеплер решил идти до конца, перестать юлить и выложить свою мысль целиком. — Ты же ведь не влюбляешься в пол? Ты влюбляешься в человека, в его личность. И вот, — Джай щелкнул пальцами, — ты влюбился, а потом вдруг понял, что этот человек неподходящего тебе пола. Кто-то в таком случае, обманывая себя, делает вид, что ничего не случилось. А кому-то хватает храбрости признать свой выбор. Я не говорю, про любовь до гроба или что-то такое. Просто про отношения, которые могут закончиться через год или даже пару месяцев. И после таких отношений наш герой снова может вернуться к женщинам. Но если в данный конкретный момент ему нравится парень и он готов это признать, готов нести за это ответственность, то это не значит, что он пидор. Это значит, что он смелый человек, отвечающий за свои поступки.

Кеплер ожидал шквального огня в свою сторону, но его вдохновенная речь, похоже, все-таки произвела какое-то впечатление на Троя. Ирландец сидел, насупившись, переваривая полученные сведения и пытаясь понять, готов ли он с ними согласиться или они все-таки слишком пидорские. Вся эта толерантная чушь Троя никогда не трогала. В его окружении геев не любили, и он их не любил тоже. Он и помыслить не мог, что когда-то окажется перед подобной дилеммой: обманывать себя и жить спокойно или обманывать общество и жить… как? Счастливо? Это было просто смешно. Если бы не Джай, О’Коннелл вообще никогда на свете не пришел бы к выводу, что этот коп его зацепил именно потому, что понравился.

Трой закрыл ладонью глаза, тяжело выдохнув и окончательно растерявшись.

— И я, значит, должен позволять ему себя трогать? — озвучил он каким-то жалобным голосом больше всего гложущую его мысль.

— Как хочешь, — сообщил ему Кеплер, ничуть не разрешив дилемму.

— Ты же сам только что говорил про ответственность за свой выбор?

— Ну, физический контакт с ответственностью ничего общего не имеет. Бывает, люди живут вместе, душа в душу, обходясь исключительно платоническими чувствами.

— Так, блять. Эту хуйню оставим для стариков, — Трой «вынырнул» наконец-то из своей закрытой позы, понемногу вливаясь в обсуждение. Кеплер вроде не собирался его высмеивать или осуждать, так что можно было попробовать вытащить из него еще какие-нибудь умные мысли.

— А что тогда для тебя? — вдруг спросил Джай, вмиг руша едва возникшее желание общаться дальше.

— Это, я думал, ты мне расскажешь, — расстроено признался Трой.

— Я не могу думать за тебя, — сообщил Кеплер. — Если этот твой коп, Илай, пытался тебя трогать, значит ему этого хотелось. Значит, с довольно высокой вероятностью, ты ему понравился. Что делать с этим знанием дальше — решать исключительно тебе.

Трой растерялся. На него вдруг повесили невъебенно огромную ответственность за выбор, и он не был уверен, что готов выбирать.

— И что с ним можно сделать?

— Ответить взаимностью или отказом.

— Так, блять! Я не пидор! — Трой ткнул в сторону Кеплера пальцем.

— Да, я знаю. Ты напоминаешь мне об этом так часто, как только можешь.

— Что тогда за «ответить взаимностью»?

— Это когда ты вдруг обнаруживаешь, что тебе тоже хочется прикоснуться к человеку, — грустно вздохнул Джай, ощущая, что объясняет настолько номинальные вещи, что они становятся похожи на чушь.

— Я, блять, не хуев гей! — Трой уперся в эту мысль, не желая двигаться с мертвой точки, а Кеплер из-за такой упёртости уже начинал ощущать себя мерзким растлителем.

— Тогда скажи об этом не мне, а Илаю, — не выдержав, Джай слегка повысил голос. — Я же сказал: взаимностью или отказом. Так и скажи этому копу, чтоб он катился к хуям, потому что ты не заинтересован в его обществе.

— Но… — начал-было О’Коннелл и осекся.

— Но — что? — поспешил уточнить уже порядком рассерженный Джай.

— В обществе я, вроде, как раз заинтересован… — растерянно отозвался Трой. — С ним интересно.

— Угу, — Джай умудрился вложить всего в три звука целую гору сарказма.

— Что не так-то? — взвился Трой. — Почему нельзя просто общаться? Мы вот с тобой просто общаемся, даже несмотря на то, что ты — гребаный педик.

— Потому что… Блять, О’Коннелл. Ты меня просто убиваешь своей тупкой.

Трой хмуро поглядел на Кеплера, ожидая услышать какое-то обоснованное продолжение обидной мысли, потому что иначе Джай рисковал получить в зубы.

— Потому что ты ему нравишься, что не понятного?

— Пока мне не понятно нихуя, — скептично сообщил ирландец.

— Тц, — Джай недовольно отвел взгляд, подыскивая верные слова. — Ну, подумай ты хоть немного. Тебе нравится человек — не важно какого пола. Пусть женского, если тебе так проще. И вот эта бабенция — просто огонь: красивая, умная, готовит хорошо и голова у нее никогда не болит. Находка, а не баба. Представил?

— Угу.

— И вот она тебе понравилась. Ты в нее почти влюбился, потому что в такую нельзя не влюбиться, уж слишком она хороша.

— Ну, допустим. Я понял. Дальше-то что?

— А она в тебя — нет. Не понравился ты ей. Во всяком случае, не как парень. И вместо того, чтобы счастливо трахаться до конца ваших дней, она предлагает тебе просто общаться. Потому что общаться с тобой ей интересно, а трахаться — не хочется.

— Типа, френдзонит?

— Именно!

— Стерва.

— Ну, вот.

— Что: вот?

— Не становись такой вот стервой.

Трой охуел.

Таких параллелей он, если честно, не проводил. Дико было даже подумать о том, что он может оказаться не на месте неудачника, а на месте такой вот стервы, которая сама выбирает, с кем ей трахаться, а с кем нет. Тем более, Илай не был каким-то задрипышем. Он был нормальным мужиком. Даже красивым мужиком…

— Стоять, блять! — Трой взревел, испугавшись скорости собственных мыслей. Джай дернулся, выронив ролл.

— Ты чего? — ошарашено уточнил он.

— Ничего, сука. Заебал мне весь мозг своей нудятиной. Теперь уж точно заснуть не смогу, — О’Коннелл нервно закурил, пытаясь осознать, откуда в его голове появились мысли про красивых мужиков.

Какое-то время сидели молча, потому что Кеплеру сказать было больше нечего, а Трой не понимал, что ему делать с уже сказанным.

— А ты? — спросил он.

— А что я? — уточнил Джай.

— Ты ведь спал с бабами до доктора?

— И с мужиками, — поправил Кеплер. — Если ты спрашиваешь, гей я или нет, то ответ — гей. Мне больше нравятся мужики.

— И доктору?

— Ему — нет. В этом он похож на твоего Илая.

— С хуя ли моего?

— Ладно, просто на Илая.

— Значит, ты ему понравился, и он стал подкатывать к тебе яйца?

— Нет. Он понравился мне, и это я к нему подкатил.

— Сука! — выплюнул Трой, вообразив себе, что пидорство — это какая-то зараза, которой Кеплер безвозмездно со всеми делится. — И меня решил заразить!

— Интересно, как? — скептично уточнил Джай. — Трой, я не могу вложить тебе в голову мысль, что тебе кто-то нравится. Я не Иисус. Я могу помочь тебе понять, так это или нет, если подобная мысль в твоей голове уже имеется. И, судя по тому, как ты реагируешь на мои слова, какие-то мысли про этого копа в твоей голове действительно есть. Тебе самому нужно понять, что это за мысли. И решить, что с ними делать дальше.

— То есть «ответить взаимностью»? — передразнил О’Коннелл.

— Ответить так, как посчитаешь нужным.

— Но ты говоришь, что мне нельзя просто продолжать с ним общаться, — как-то слегка обиженно заметил Трой.

— Это не значит, что ты должен следовать моим советам. Я объяснил, как поступить гуманнее, если Илай тебе не нравится. А как поступить на самом деле — полностью твое решение. Хочешь — продолжай просто общаться, никто тебя за это в тюрьму не посадит, — каламбур вышел каким-то не веселым.

Помолчали еще немного.

— А ты что будешь делать? — вдруг поинтересовался Трой.

— С чем?

— С доком.

Джай недоуменно посмотрел на О’Коннелла:

— В смысле?

— Блять. Кокос. Я о кокосе. Снова пойдешь искать дозу? Или отдать тебе эту? — Трой вроде и не хотел, а получилось, что подначил. Он даже испугался на мгновение, что Кеплер сейчас согласится, но тот лишь печально покачал головой.

— Не, оставь себе. В награду за проявленное участие. Загонишь потом кому-нибудь непривередливому.

— Ну, прямо сказочно положительное влияние доктора, — подтрунил О’Коннелл.

— Да хуй бы с ним, с доктором, — отмахнулся Джай. — Просто, понимаешь, я два месяца чистый. Я никогда раньше так долго не держался, а тут получилось. Может, правда, пора с этим говном завязывать, раз уж возможность проявилась? А док пусть что хочет — то и думает. Я не обязан оправдываться.

— О, ну ты, прямо, растешь на глазах, — похвалил Трой.

— Вот и ты не отставай, — подытожил Кеплер.

Если бы они оказались в каком-то замыленном сериале, то в завершение получившейся душевной беседы обязательно чокнулись бы бутылками, но о’коннелловская давно была пуста, а кеплеровская валялась в углу комнаты, так что они просто продолжили обсуждать какие-то свои дела и пить, так и досидев до раннего утра.

С наступлением первых рассветных сумерек Джай отправил остатки еды в холодильник, выкинул бутылки и убрал окурки, половина из которых — скорее всего троевская — оказалась на полу, а не в пепельнице. К середине ночи каждый из них уже был готов разделить матрас с другим, лишь бы урвать хотя бы кусочек сна, но до этого так и не дошло. Тема отношений всплывала за ночь еще несколько раз, становясь с повышением градуса все острее, так что к моменту, когда пришло время покидать квартиру, обе похмельные головы были полны мыслей, которые необходимо было обдумать.

Когда хлопнула входная дверь, отпуская ребят из плена серых стен, ключи от этого места так и остались у обоих. И никто не помнил, сам ли Кеплер выдал О’Коннеллу дубликат, или Трой по тихой грусти снабдил себя им самостоятельно.